Леонид Завальнюк - «Всё с вами, но не ваш». Избранное

Шутки шутками,
А Бобик сдох…
От любви собака околела.
Он душой почувствовал подвох,
И душа смертельно заболела.
На сто вёрст пугая тишину,
На манер пустынника-шакала
Он всё выл ночами на луну,
Но луна ему не помогала.
День хозяйки нет,
И месяц нет…
О жестокосердая столица!
О позор! О женщины! О свет!..
Променяли Бобика на шпица…

Вскроет стужу остриё луча,
Будет май,
Но не бывать свиданью.
Каблуками острыми стуча,
Не придёт коварное созданье.
Ей, – святой, летящей к небесам, –
Бесконечно жаль тебя, беднягу.
Но прилично ль,
Ты подумай сам,
По Москве прогуливать дворнягу?
– Ты крепись, – я говорил ему. –
Ты смирись… –
Но он меня не слушал,
Всё смотрел на мир как на тюрьму,

Всё худел и ничего не кушал.
И понятно – что ему в куске?
Разве тем продлишь свою дорогу?
Зиму он промаялся в тоске,
А весною
Душу отдал богу.
В живописный тихий уголок
За ногу страдальца я сволок
И в часы животворящих гроз,
Что, рыдая, небеса пролили,
Закопал
И кустик алых роз
Посадил на трепетной могиле.
Словно флаг, горят они в лесу,
И простая надпись всем открыта:
«Стой, мужчина! Урони слезу:
Здесь собака верности зарыта». –
Здесь закопан Бобик – мой сосед,
Наш собрат по роковой печали.
О позор! О женщины! О свет!
На кого мы сердце расточали!
Я могилы этой не прощу,
Да гремит угроза повсеместно!
Я виновных, Бобик, разыщу.
Я за всё, я страшно отомщу.
Но кому –
Пока что неизвестно…

Вот так штука, вот так номер:
Жил я, жил, да взял и помер!
Всё прошло предельно просто –
Скуки не тая,
Уронили меня в яму
Добрые друзья.
Хоронили – будто спали
На моей беде.
Закопали, закопали
И забыли, где.
Ах вы, чёртовы собаки,
Как же это так!
Хоть цветов бы положили
На один пятак.
Что спешить? Не на вокзале,
Дело не зимой,
Хоть бы речь одну сказали!
Нет, бегут домой…
Так-то, брат, –
Один уходишь
За свою межу.
Где-то вечер,
Где-то люди,
Я один лежу.
Двух вещей боялся в жизни,
Как слепой щенок,
А теперь вот обе сразу:
Мёртв и одинок.
Проклинаю путь бесплодный,
Горькую судьбу…
Просыпаюсь – пот холодный
У меня на лбу.
В остальном же всё в порядке –
Я вполне живой.
Только гуще пахнут грядки
Первою травой,
Всё невиданно живое
Близко и вдали,
И всего как будто вдвое –
Неба и земли.
Мокрый тополь почкой треснул,
Радуясь весне…

Страшно это.
Но полезно –
Умирать во сне.

К тому углу, где жили мы,
Привыкнуть не могу.
Как от чумы,
Как от тюрьмы,
Я из дому бегу.
В зелёном городе у нас
Все улицы тихи.
И я брожу за часом час
И бормочу стихи.
Им дали дальние близки,
Любовь и боль моя.
В них столько грусти и тоски,
Что чуть не плачу я.
Словами горького огня
Они былое жгут.
Мои стихи сильней меня –
Они тебя не ждут.
А я оставил все мосты,
Смятением объят.
Где б ни была сегодня ты –
Пускай они стоят.
По ним за десять тысяч рек,
Тоскуя и скорбя,
Ушёл хороший человек,
Ушёл искать себя.
Неблизкий час, нелёгкий путь,
И не видать ни зги…
Но всё равно когда-нибудь
Услышу я шаги.
Мелькнёт в улыбке свет и тень.
Я голову склоню…
Но ты мне скажешь:
– Добрый день!
Давая имя дню.
И я навстречу побегу
И, всем стихам назло,
Мосты заветные зажгу,
И станет так светло,
Что ты по строчкам, может быть,
Сумеешь угадать,
Как я хотел тебя забыть,
Чтоб было легче ждать.

Привет и браво чудакам,
Меланхолическим буянам,
Их знаменитым чердакам,
Насквозь прокуренным и пьяным,
Их жёнам, теплящим восторг
В своих глазах сливоподобных,
Доверчивых и допотопных,
Как неразгаданный Восток.
Привет идущим до конца,
Мятежный дух доверив фарту,
Привет поставившим на карту
Свои заумные сердца,
Шагнувшим в ночь,
Плывущим слепо,
Не доверяя маякам,
Жрецам игры, гигантам блефа,
Привет и браво чудакам.
Привет их поискам и пробам,
Их толкованиям весны,
Привет провидцам узколобым,
Всю жизнь плетущимся за гробом
Недооткрытой новизны.
Я сам оплакал ваши срывы
И вашу горькую вину…
Как вымирающие рыбы,
Они уходят в глубину.
И, потакая тёмным силам,
Вторженье разума кляня,
Они свирепо дышат илом
И косо смотрят на меня.
Возвестники слепой зари,
Тупые, как мясная муха,
Привет вам, дилетанты духа,
Юродствующие кустари.
Бессмертных чувств живые морги,
Проказа мира и краса,
В тяжёлом гуле мутных оргий
Я слышу ваши голоса.
И вас в себе прибрав к рукам,
Кричу, свирепствуя и мучась:
Меня да минет ваша участь!
Привет и браво чудакам.

Промок до основания,
По улице идя.
– Нельзя ли прекратиться? –
Спросил я у дождя.
И он ответил вежливо,
Сморкаясь на ходу:
– Простите, невозможно:
Я жив, пока иду.

– Ну, как погрезили?
– Спасибо, ничего! –
Мы научились над собой смеяться,
И сразу стало нечего бояться.
– Ну, как страдается?
– Спасибо, ничего…

Я вижу –
Где-то у большой реки,
На людном берегу и оживлённом,
Стоит мужчина.
Вдаль из-под руки
Он смотрит, улыбаясь просветлённо.
Но каплями солёными на грудь
Давно уже проложена дорога.
– Вы плачете…
Случилось что-нибудь?
– Нет, нет! Спасибо…
Просто я растроган.

Нехорошо!..
А может, хорошо?
Я сам не знаю, что со мной такое.
Всё позади, девятый вал прошёл.
И бури нет, и нет ещё покоя.
Неясным чувством роковой вины
Наполнен я от края и до края.
И вижу я, как прошлое, сгорая,
Не освещает новой новизны.
Свобода вот – и вроде нету воли.
И летний день – а всё пурга метёт.
Как бы освобождение от боли,
Оно само гнетёт меня, гнетёт…
Неужто вправду завещала ты
Сквозь тернии всю жизнь мне продираться
К пределам той ужасной высоты,
Где человек не может удержаться?
Всё пеплом стало, но не гаснет свет.
Ну что ж, вперёд!
Да будет восхожденье.
И возвращаюсь я на старый след.
И нет покоя мне.
И нет освобожденья.

Ты мне когда-то рассказала,
Как трое суток голодала
И как тебе ужасно не везло.
Хитро по-детски расставляя сети,
Ты в гости шла.
Но при тебе соседи
Обедать не садились, как назло.
О женщина!
Беспомощность твоя
Всю душу мне тогда перевернула.
И я простил тебе всё, в чём ты обманула
Меня:
Побег твой в дальние края,
Тот странный день, когда ты вдруг проснулась
С мечтами о себе, а не о нас.
И то, что ты к другому потянулась,
А всё меня держала про запас…
Не ты, а я перед тобой в долгу.
За каждый грех твой я один в ответе:
Преступными ведь не бывают дети.
И если ты попросишь – прибегу.
Сквозь всё пройду, другим, себе солгу,
Но допустить вовеки не смогу,
Чтоб ты одна осталась вдруг на свете!