Александр Чех - Русский плен. Невыдуманные истории

А вот хозяева – милейшие люди, таких по телевизору не увидишь. Мужа, оказывается, я знал в лицо по годам в Институте, где он числился научным сотрудником, а я – аспирантом. От ужина в памяти остался салат из помидоров; я думал, что в спелом состоянии они бывают красные и жёлтые, ну, розовые у некоторых сортов; здесь же отведал необычно коричневых и необычайно вкусных. Проговорили до четырёх; поднялись не рано. После завтрака засобирались домой. Явно не выспавшаяся хозяйка вышла проводить нас на крылечко и, глянув вдаль, произнесла нечто странное:

– Вон Пётр Косой поехал, – хорошо бы вам успеть до него…

Я, как и остальные, пропустил её слова мимо ушей. Пётр Прямой, Пётр Косой – какая нам разница! Простившись, мы сели «Тойоту» и тронулись. А вскоре поняли, чтó хозяйка имела в виду…

Безразмерная просёлочная дорога, перевитая колеями, как растрепавшаяся девичья коса, поворачивала направо. Мы ехали по самой правой колее и свернули по дуге меньшего радиуса. А по дальней дуге нас обошёл красный «Запорожец» – так лихо, что на небольшом ухабе он взлетел, как на трамплине, пронёсся метра четыре по воздуху, шмякнулся наземь и попылил дальше. В этот момент в память и врезался профиль водителя – явно веселившегося всю ночь без перерыва и теперь погнавшего за добавкой. Помните картину Василия Сурикова «Взятие снежного городка»? Лицо всадника прямиком перешло к водителю «Запорожца»…

Ну, а нас взятие тогда миновало.

― Красивая не была, а молодая-то была, – говаривала при случае моя бабушка. А вот пара историй от моих коллег.

Н.Н., с которой мы много лет работаем на одной кафедре, рассказывала про большого чудака, так сказать, профессионального читателя, многие годы бывшего завсегдатаем ГПНТБ. Однажды она встретила его в качестве кондуктора троллейбуса. Обилечивая вновь вошедших, он внимательно посмотрел на Н.Н. через свои бипризматические очки неимоверной толщины, решительно произнёс: «Ну, здесь всё ясно!» – и обернулся к следующей пассажирке.

– Я убираю кошелёк, бормоча себе под нос: «А чтó, собственно, ему ясно?» – до пенсии мне тогда оставалось два-три года. Стоящая рядом дама укоризненно говорит ему вслед: «Кондуктор, куда вы пошли? Женщина-то молодая!» Тогда он разворачивается, снова подходит ко мне, наводит на меня очки и после секундной паузы веско чеканит: «Была!»

М.М. в коридоре поведывал мне и нашему общему знакомому краткую сводку своих стоматологических злоключений. Мои собеседники сошлись на том, что с возрастом надо отводить здоровью твёрдую долю своего бюджета, а если посчастливится ей уцелеть – резервировать на будущее.

– Годы своё берут! – резюмировал М.М., остававшийся, однако, видным мужчиной. Когда-то он, несомненно, привлекал к себе немало заинтересованных взглядов, так что продолжение его рассказа полно иронии.

– Еду я недели две назад в метро, стою, держусь за поручень. Сидит передо мной девушка, уже не в пальто или брюках, а в капроновых чулочках. Смотрю я на её коленки и думаю: «Ну, если девушки выходят с голыми ногами, весна действительно пришла!»

А она, поймав мой взгляд, встаёт и говорит: «Садитесь!»

Такого я сроду не видывал. Возле умеренно быстро едущей по широкому полю мимо перелесков и небольших болот Chevrolet-Нивы собрался неожиданный кортеж. Поддерживая нашу скорость, машину сопровождали десятки слепней, некоторые из которых достигали вполне справочных размеров в три сантиметра. Когда машина притормаживала на ухабистых участках, они бились в стёкла с угрожающим щелчком.

Добравшись до цели нашей поездки – ягодных мест, – мы отважились выйти наружу. М. достала аэрозоль, а я прихлопнул одного за другим нескольких деловито жужжащих дронов , покусившихся на меня. Странное дело, запах показался приятным – видимо, до нашего появления слепни подкреплялись цветочным нектаром, как пчёлы. Но машина почему-то представлялась им желанной добычей. На правом зеркале заднего вида образовалась сплошная серая масса, и, когда я хлопнул руками вплотную к поверхности, между ладоней осталось сразу четыре. Хорошо, что не семь, как у храброго портняжки, поскольку из них брызнула зловонная жижа. Что пьют эти твари? Почему они не высыхают на лету под июльским солнцем и ветром? Или какой-то из четверых уже напился бычьей крови и оставил на моих руках разлагающуюся лимфу? Морщась, я растёр в ладонях кисти лабазников. Но, хотя дихлофос помог мало, люди интересовали этих двукрылых чудовищ меньше, чем «Нива». Вот комары – тех не проведёшь…

И смородина в березовых околках, и полевая клубника на лугах оказались зеленоваты. Для сбора клубники это хорошо, но мы не захватили корзин, да и выискивать ягодные кустики в такой высокой траве не слишком увлекательно; поесть – конечно, а собирать?

Мы увезли с собой только чайных трав да берёзовых веток на веники. А также три-четыре дюжины слепней, бессмысленно кружившихся в салоне и ползавших по стёклам безо всяких попыток напасть. Странное дело: окажись вместо них осы, мы бы буквально не знали, как спасаться, но эти почему-то вели себя обречённо и, частично помилованные открытыми на ходу окнами, не создавали никаких хлопот.

М. сказала: «Когда нас дедушка возил на „Жигулях“, паутов иногда набивалось не меньше. Они слетались под заднее стекло и там подыхали. Мы их собирали и кормили кур…»

Ох и странные урожаи взращивают порой родные сибирские лесостепи!

В тот раз Виктор Васильевич открыл при мне сарай, который всегда стоял на замке и потому не привлекал к себе внимания. Ну, сарай и сарай за собачьей конурой ― мало ли сараев у него на подворье? Но по мере того, как он оттаскивал широкую дверь, бороздившую грунт наподобие циркуля, и находящееся внутри открывалось взгляду, моё удивление нарастало: один за другим на свет явились три мотоцикла! Последним ― вишнёвая «Ява», мечта юности каждого второго из моих ровесников, едва ли не единственная иномарка, распространённая в Стране Советов. Два других тоже были без колясок, что в деревне редкость, и, как было ясно даже малосведущему взгляду, относились к разным временам. Небольшая экспозиция мотостроения в сарае!

– Правый, «Иж» 49-й ― очень хороший мотоцикл! ― заговорил Виктор Васильевич.― По любой дороге идёт! Я на нём однажды от милицейского прямо по пахоте ушёл!

Что мотоцикл этот очень хорош, неудивительно. Как я прочитал позже, «Иж-49» производился на трофейном немецком оборудовании и представлял собой усовершенствованный немецкий DKW ― «Dampf Kraft Wagen», «паровоз» (хотя популярнее была псевдорасшифровка «Das Kleine Wunder» ― «маленькое чудо»); оригинал дорабатывало советское КБ под руководством создателя ― немецкого гонщика и конструктора Германа Вебера.