Борис Вельберг - Сосново

…ещё ТТ писал стихи… юмористические для публики и серьёзные для себя… ещё он был безнадёжно влюблён… и об этом никому не говорил… однажды Глеб увидел её случайно… девочка эта была и впрямь красавица… лет двадцати… шла с задумчивым лицом и смотрела насквозь… типа, Снежная королева … она пережила ранний трудный аборт лет в пятнадцать… и теперь холодно и спокойно относилась к мужикам… досужие языки утверждали, что ТТ ходит к ней безотлучно, что она держит его на дистанции, несмотря на цветы и стихи… и что там для него – глухо, как в танке … в отместку своей непреклонной деве Толя время от времени заводил короткие романы с разными простыми существами… был при этом откровенно циничен и неразборчив… а потом вновь возвращался к своей несчастной любви.

…Глеб подошёл к верстаку… откопал в общей с Юркой работной папке серию эскизов к мозаике про Ленина для Дома культуры в Лодейном Поле… разглядывал, что Юрка напортачил… соображал, на сколько туда надо будет умотать… и как свет и подмости ставить.

…казалось бы, миллион раз утверждённый профиль… во Дворце съездов висит… но нет, подавай им эскизы во всех ракурсах и размерах… и чтоб, бля, один в один… надо бы из начальства командировку в Москву выбить… якобы для сравнения с оригиналом… Юрка под Парижскую коммуну в Париж просился… хмыкнули только.

– (Алёна) : …я вечно пытаюсь сотрудничать с вами… вечно хочу хоть что-нибудь сделать совместно, но я окончательно устала от вас… потому что всё!.. слышите?.. абсолютно всё мне приходится делать самой!.. в этом, если хотите знать, и была основная причина нашего развода… с меня было достаточно обслуживать детей… я не могла обслуживать ещё и вас!.. я думала, наш развод вас хоть чему-то научит… но вы, похоже, превращаетесь в какой-то пудинг… а у меня уже нет денег, чтобы платить за квартиру… словом, или я получу от вас причитающуюся вашим детям сумму к среде, или я начинаю действовать официально… при всём моём омерзении к этим пошлым бюрократическим инстанциям… у меня просто нет выбора… и это ещё не всё… мною написаны письма…

…обычно в затруднительных случаях Коробков решительно и просто расправлялся с бабами, но с Алёной робел, молчал и мямлил… Глебу временами казалось, что, несмотря на показное беспардонное отношение к бабам, не мог Коробков по-настоящему примириться с этим разводом.

…однажды по пьяни в лёгкую минуту… ТТ вякнул, что Коробков до сих пор иногда ночует у Алёны… что он это тщательно скрывает… и какие-то узы меж ними ещё сохранились… но теперь она им верховодит и помыкает… и Юрка каждый раз после этих ночёвок является домой чернее тучи… и пару дней лютует над безответными неодушевлёнными предметами и зазевавшейся домашней утварью.

…потом, правда… на трезвую голову… Тростников твёрдо и жёстко заявил, что всё сказанное им было пьяной брехнёй… однако Глеб знал, что ТТ никогда не врёт… и презрительно кривится, когда при нём рассказывают сомнительные слухи.

…у баб орган чести – это пизда, а у мужиков – рот, — говаривал Тростников.

…наконец, получив очередные непреложные, нерушимые и смертельные клятвы, Алёна ушла… Глеб к Коробкову подошёл – подмалёвок разглядывать:

– …опять ту, новгородскую?

– …да не.

– …а чё это такое?

– …как Муму сошёл с уму, – буркнул Коробков… весь ещё в пятнах от гнева… грузно дыша… вокруг не видя, – чего она, сука, ходит?!. душу мне рвёт!!! все денег хотят… да я забыл, как они выглядят… я их только изредка вижу!.. кто там у них теперь на обложке?!. всё этот, щурявый?.. пищи в доме нет… и отрады… отравы, впрочем, тоже… стяжанием и так всечасно озабочен… ибо надо же на что-то пить, жить, спать… и чем-то срать!

…мы прошлой осенью в заливе на лодке перевернулись… чуть не утопли… вода ледяная… слава Богу, один из наших гряду каменную на дне ногами нащупал… мы по ней, зубами стуча, до мели добрели… а потом я подумал, что и не мог утопнуть… слишком лёгкий конец… для осмысленного утопа надо всё же ощущать… ну хоть какое-то заплёванное благородство… кое нам неведомо как иметь, бредя в ежедневной блевотине по колено… а мне тонуть – смех один… топить-то уже нечего!.. нет же по большому счёту у меня ни хуя!.. грибами обрастаю и привыкаю к месту своему… станционным смотрителем стал… бесконным вестовым и подхеренным подхорунжим… ходики с двумя кукушками по ночам снятся… которые разное время одновременно кукукают.

…слова, как льдины, наезжали друг на друга… топорщились… крошились в мелочь… душевно метался Коробков… и необузданно повторял:

– …чего она, сука, всё ходит и ходит…

…чувствовалось в этом нечто подкожное, личностное… среди сопрягаемых невпопад незаконченных выкриков и разномастных междометий.

– (Коробков): …в кабалу меня запрягла!.. удила в пасть вставила… за морду тянет и пашет… тянет и пашет!

…Глеб знал, что с Коробковым лучше не говорить об Алёне… несмотря на всё своё разгульное многолетнее блядство, Юрка женился по горячей любви… и любил в своё время Алёну, «как сорок тысяч братьев любить не могут».

…но Лена Третьякова, придя однажды в коробковскую мастерскую молчаливой замкнутой девочкой, росла как на дрожжах… впитывая особенности и отметая заурядности проточного человеческого материала… впрочем, уже в самом начале скрытая натура временами проглядывала… когда при гостях царственно и свободно раздевалась она позировать нагая пьяному Коробкову… Глеб однажды при этом заметил чуть проступившую у неё торжествующую усмешку… Коробков спьяну свою власть показывал… но она-то знала, что это не его, а её власть… знала, как на неё сейчас все смотреть будут.

…а потом у них с Юркой появились дети… Алёна стала быстро взрослеть и научилась командовать детьми, Коробковым и гостями… и тут стало ясно, что взрослеет она в какую-то другую – некоробковскую – сторону… перед ней уже в магазинах расступался народ… Глеб помнил, как однажды в тёмном парадняке компания пьяных забулдыг пристыженно затихла… когда, проходя мимо, Ленка-Алёна грозно прикрикнула на них и обозвала баранами за то, что они слишком громко галдели, и она не расслышала, что сказал Глеб.

…её знакомые не имели ничего общего с обычной сайгонской шоплой, ошивавшейся у Коробкова… она принимала их за отдельным столиком и заваривала для них отдельный кофе… который не разрешалось пить всем прочим… кроме того, Алёна сделалась вегетарианкой, йогом и начала ездить к учителю в Левашово… который организовал надомный культ для стихийно верующих в Бога без определённой религии.

…Коробкову Алёна изменила столь же открыто и свободно, как ранее позировала… а вернувшись утром домой, с порога выложила всё начистоту… он даже не врезал ей… настолько был озадачен её спокойным тоном… только тупо промычал: