Федор Шилов - Таймер

В эту секунду Таня уловила в глазах Арсения прежнее выражение: озорство, любопытство, желание влезть, куда не следовало бы. Что он там прожевал в мыслях? А что-то ведь прожевал, проглотил и начал переваривать! Всё-таки Таня ему не доверяет…

– Тань…

Я пялился в ноутбук, дорвавшись впервые за месяц до любимой сетевой игры.

Сонная нотка в голосе заставила меня повернуть голову от экрана и устыдиться:

– Разбудил, что ли?

Таня свернулась калачиком под одеялом. На тумбочке – дамский роман, раскрытый на нужной странице и уложенный пёстрой обложкой вверх. Свет от ночника стекал на красочную картинку мягкой тягучей каплей цвета оливкового масла. Под книгой, словно под крышей маленького уютного домика, скрылись наши мобильные телефоны.

Пару минут назад Таня ещё совмещала болтовню со мной и чтение. Когда успела задремать?

– Я хочу яблоко. Тебе принести?

– Принеси,– мурлыкнула она.

В холодильнике у Тани был порядок. Овощи-фрукты в поддоне, яйца в специальном отсеке, соусы типа кетчупа, майонеза, хрена, горчицы и прочего – на дверце, кастрюля с супом, сковорода с котлетами – на полках, рядом упаковки йогуртов, палка колбасы, треугольник сыра, паштет в жестяной баночке.

Я честно выдвинул ящик с яблоками. Посмотрел на розовато-зелёные глянцевые бока, и вернул поддон на место. Моё внимание привлекла { } сковорода. Я залез под прозрачную крышку рукой, схватил котлетину и с удовольствием откусил. Что мне какие-то яблоки?

Крышка-предательница после моего вторжения легла не так плотно, как прежде и, не успел я закрыть холодильник, как она съехала набок, поползла и вот уже с грохотом приземлилась на пол.

– Эй,– донеслось из комнаты,– если ты не знаешь, как выглядят яблоки, вернись в комнату, я найду тебе картинку в Интернете. Самой мне к тебе идти лень. А котлеты оставь на завтра!

–Уже почти завтра,– ответил я.– На часах без трёх минут полночь!

Теперь уже не вороватым, а самым хозяйским жестом, я достал сковороду и соорудил бутерброды для двоих, щедро обмазав каждый всем набором соусов, обнаруженных в холодильнике.

Наверное, таков девиз нашего нынешнего дня: сиди рядом и жуй. Мы сели и стали жевать. Таня свесила ноги с кровати, набросила на них одеяло, поворчала на обилие майонеза и кетчупа, стряхнула половину на тарелку, но всё же не без аппетита перекусила.

Мы жевали, и это было не по-киношному — обычно, по-человечески. К тому же мы один раз сегодня уже ели, вряд ли режиссёрам пришло бы в голову нас накормить ещё раз. Только в жизни люди, вернувшись из кафе, могут соблазниться содержимым домашнего холодильника. А для кино это – фи, бытовуха.

По-киношному всегда было с Верой. Сплошной арт-хаус. С ней бытовуха не прокатит.

Я откусил от бутерброда, измазавшись соусом, тут же вытер губы широким движением руки. Нагоняй от Тани не заставил себя ждать.

– Арсенька, салфетки же есть. Принеси.

– Да ну, лень,– отмахнулся я,– да и салфетки эти – девчоночьи примочки.

– Знаешь, Арсенька, некоторые вещи совершенно не умаляют вашего мужицкого супергеройства. Вот, как салфетки. Или прихватки. Ну зачем мучиться, тащить горячий противень голыми руками? Чтобы потом геройствовать в ожоговом центре? Это всё равно, что я стану кичиться перед начальством умением ставить клизмы без перчаток!

Я на миг перестал жевать. «Клизмы без перчаток» не добавили аппетита. Но за салфетками всё-таки не пойду.

–Тогда не забудь вымыть руки, прежде чем ляжешь в постель. Предплечье в кетчупе не относится к числу моих любимых блюд.

Слово «блюдо» напомнило о странноватой соседке с исчезающего этажа. Может, предложить Тане игру: раскладывать на ингредиенты всяких родных и приятелей? Кого угодно: дядю и тётю моих, например, или учительницу геометрии, скажем. Какие они блюда? Наверное, интереснее было бы обсуждать общих знакомых, а таких у нас с Таней маловато.

– Тань…

– Что, хочешь предложить мне ещё одно яблоко? Не стоит, опять ведь обманешь!

– Я о другом хотел поговорить. О Вере…

– О религии?

– Нет, о Вере Выгодской, о девушке из 96-й квартиры.

– О твоей девушке? – Таня жевала котлету.

– Она не моя девушка. Но может ею стать,– я хватанул кусок бутерброда, особенно щедро сдобренный горчицей. Прослезился и часто задышал, стараясь унять огненную горечь во рту.

– Благословения моего ждёшь? Очень трогательно. Слёзы, одышка! Я оценила твоё доверие.

– Ты не против? – я продышался и отёр слёзы.

– Чего? Ваших отношений? Нет, не против. Я ведь тоже не твоя девушка, Арсенька. Эх, горчица и правда ядрёная.

«Хорошо, что есть горчица,– подумала Таня,– она позволяет мне не вымучивать улыбку, которая однозначно не получилась бы искренней».

Таня представила себе, как улыбается в несколько этапов: сначала это была бы гримаса, потом кое-как губы свезло бы наискось, выгнуло неестественной волной, и только тогда Таня старательно, по воспоминаниям, как выглядит её настоящая улыбка, попыталась бы вылепить на лице что-то хоть отдалённо похожее. Мастерство скульптора сейчас наверняка изменило бы: ни красивых изгибов, ни правдоподобной естественности. Поэтому просто счастье, что Арсений затеял разговор о сопернице под аккомпанемент горчичных жгучих нот.

– Не против, если она будет в нашей жизни?

– В нашей жизни, Арсенька? В нашей жизни ей взяться неоткуда и делать ей там нечего. Она всегда будет только в твоей жизни. Даже, если ты будешь со мной.

– Я подумал…

– Что будешь встречаться с Верой, а ко мне по-прежнему заглядывать на дружеский секс? Хрен тебе со свёклой, Арсенька,– усмехнулась Таня,– не надо путать лёгкость в отношениях с беспринципностью и бесхребетностью. Лёгкие люди остаются лёгкими, потому что умело избавляются от всего утяжеляющего, от лишних мыслей и обид, они не удерживают до бесконечности и не вертят в голове неудачно сказанные фразы и поступки, которые выставили их в нелепом свете и точно так же выбрасывают из головы ненужные размышления о других людях. Это вовсе не значит, что их всепрощение и всепонимание безграничны, просто у них особенный инстинкт самосохранения, а в остальном они совершенно обычные. Я спокойно говорю с тобой о сопернице, не возражаю против твоего права на выбор и никоим образом на тебя не собираюсь давить. Я пускаю тебя в свой дом и в свою постель только потому, что я появилась раньше. За четверг – спасибо Вере огромное, но о тебе мы с ней переговоров вести не станем. Всё, что ты решишь, будет твоим личным выбором, но, запомни, выбором окончательным и бесповоротным. Если ты откажешься от меня в её пользу, я приму, пойму и уступлю, но не жди, что я буду ждать тебя с распростёртыми объятиями, когда ты наиграешься там и решишь поиграть в другой песочнице.