Александра Грашкина - Три закона жизни

– Вот так, вот ничего и не было, – удовлетворенно прошептал он.

Ничто не нарушало ночного безмолвия, только вдруг раздался одинокий всплеск, да по волнам проплыли, увлекаемые бурным потоком, клочки бумаги – они уносили в неизвестность обрывки слов «измена», «предатель» и «никогда не прощу».

***

– Вы сегодня выглядите нездоровым, Перси, – заметил Монтесума следующим утром.

– Все в порядке, сэр, жена плохо спала ночью.

Монтесума кивнул.

– Пишите. Составляйте акт о смерти, потом проверьте все документы и внесите нужные поправки. Итак, Плутоний. Тело было найдено на берегу моря, его вынесло прибоем.

Он покончил с собой. Да что с Вами?

– Все в порядке, сэр, просто я потрясен. Так неожиданно!

– Да, более чем. Кажется, у него осталась невеста или любовница, поговорите с ней, утешьте в горе.

Перси писал и думал о Плутонии. Вчерашний вечер казался ему нереальным сном. Всего лишь одно слово – и не стало человека…

Записка! Перси запоздало вспомнил о ней. Если этот злосчастный клочок бумаги попадет в руки вождя, он погиб.

– Что же мне теперь делать, Лоуренсий? – спросил он друга, встретив его в коридоре.

– Остается только надеяться, что Плутоний уничтожил его. Раз он покончил с собой, наверняка хотел уничтожить все следы. Вот сейчас мы и узнаем, везет ли нам по-настоящему.

– Да…

Перси с трудом удерживал нервную дрожь. «Никогда больше не буду писать записок, – подумал он, – лучше передать человеку все на словах. Если только, конечно, мне придется вообще когда-либо еще говорить с союзниками или врагами».

– Все же, мне кажется, ты обошелся с ним слишком жестоко, – заметил Лоуренсий. – Можно было дать человеку шанс.

– Я не прощаю предателей, и не говори, что власть меня изменила. Мне пора, я опоздаю к Нобелию.

– Зачем Вы хотели меня видеть?

Нобелий встретил Перси довольно приветливо, но, увидев в его глазах столько тревоги и настороженности, невольно рассмеялся.

– Да я тебя не узнаю. Перси, какая радикальная перемена! Прошел боевое крещение?

– Говорите, зачем Вы меня звали.

– Нам некуда спешить, присядем и поговорим спокойно.

– Вождь сказал, что Вы хотели передать ему что-то.

– Ах, это – Нобелий недовольно потянулся. – Зачем начинать нашу интересную беседу с такого приземленного предмета? Вот, возьми письмо, здесь все изложено.

– Оно не запечатано? – Перси приподнял бровь.

– Как видишь, я от тебя ничего не скрываю. Можешь прочесть письмо, прежде чем отдавать его вождю.

– Я не читаю чужих писем, – с презрением ответил Перси.

– А зря. Иногда можно раскрыть некоторые тайны, только читая чужую переписку. Однако перейдем к делу: я уже говорил, что ты неглуп, в меру честолюбив и смел. Тебе не хватает лишь сдержанности, а в остальном ты почти идеальный вождь. Доверься мне, Перси, отрекись от честности, верности и любви, и я приведу тебя к власти.

– В свое время Вы так же уговаривали Монтесуму? – спросил после непродолжительного колебания Перси.

Нобелий рассмеялся.

– Не совсем. Запомни, Перси, я не друг Монтесумы или Гольмия, или кого-либо еще. Вы, люди, всего лишь пешки, а я всегда на стороне победы. Монтесума обречен: власть из его рук должен принять достойный кандидат – умный и смелый.

Перси встал.

– Хорошо, я согласен на Вашу помощь. На каких условиях?

– Мне не нужна прямая выгода, я веду свою игру. Сражайся до конца и научись переступать через дружбу, любовь и, самое главное, через себя, тогда ты станешь великим. Наш наивный Монтесума показал тебе оружие, думая, что ты останешься с ним до конца…

– Так Вы знаете про оружие? – с нескрываемым интересом спросил Перси.

Философ театрально откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

– Есть вещи, которые не нужно видеть, чтобы знать об их существовании. Я достаточно стар и опытен, Перси, чтобы о многом догадываться. Когда ты наконец станешь вождем, я подробнее расскажу тебе, как я играю в «судьбы мира». Так, например, я могу предсказать, когда настанет конец света – нет, не конец бытия, мир вечен, а день, когда погибнет наше племя. Но сейчас не стану огорчать тебя накануне блистательной победы, тебе предстоит пережить еще много интересного. Время, как и все, относительно – мне осталось совсем немного, а ты сможешь прожить долгую насыщенную жизнь. Ступай, Перси, я буду иногда присылать за тобой.

Перси уже подошел к двери, как вдруг ему вспомнились невзначай брошенные вождем слова, и он спросил:

– И все же Вы передаете свои сведения вождю через Рутения? То есть беседуете с ним так же, как сейчас со мной, и стравливаете нас?

– Нет, я никогда не разговаривал с Рутением и видел его всего лишь раз в жизни, – спокойно и невозмутимо ответил Нобелий, но Перси знал, что на этот раз поймал его на лжи.

***

После разговора с философом Перси почувствовал себя таким уставшим от интриг и обманов, что на долю секунды захотел вернуться назад и обо всем забыть: о Гольмии, об их вражде, о честолюбивых планах – вернуться к обычной размеренной жизни без забот и печалей. Вместе с тем он понимал, что пути назад нет: он сам перерезал нить связи с прошлым разговором с Плутонием.

О Плутонии Перси не мог думать без мучительной боли. Когда прошло время постоянного страха за свою жизнь, он стал чаще вспоминать их роковой разговор, слезы в голосе предателя, свой суровый тон. Перед ним, как наяву, вставало лицо бывшего союзника, искаженное нечеловеческим страданием. «Простите меня, сэр, я ошибся! Такого больше не повторится!» Нинисель замечала, что он плохо спит оп ночам и терзается тайной мукой, но расспрашивать его она не решалась. Забота о Кларке и Джули отнимала много сил и времени, а по ночам он так сильно обнимал ее, будто хотел передать ей часть свое боли и разделить невыносимое страдание.

«Дальше – больше, – все чаще стал думать Перси. – Начало положено. Теперь я понимаю, почему Монтесума просил Лоуренсия рисовать море – это, пожалуй, единственное лекарство от невыносимых мыслей».

Немало пришлось испытать Перси и в разговорах с Эрлиной. Девушка не произвела на него большого впечатления; она не отличалась ни красотой, ни умом, ни изяществом, но ее искренние слезы тронули его и усилили собственную боль. Часто при виде чужой безутешной скорби начинаешь больше ценить умершего: как жалеют о его смерти, как его любили! Перси не мог найти нужных слов, не знал, как утешить подругу Плутония, в чьей смерти не без оснований винил себя. После недолгих мучительных попыток выразить ей соболезнование Перси оставил Эрлину наедине со своим горем.

Друзья старались не упоминать имени предателя, и Перси мысленно благодарил их за тактичность, но все же за месяц он совершенно измучился. На собрании, однако, собравшись с силами, Перси объявил о героической смерти Плутония, первой жертвы их великой борьбы.