Александра Грашкина - Три закона жизни

Гольмий знаком пригласил Элизабет войти, она осторожно ступила на ковер и присела. Гольмий закрыл дверь широкой деревянной панелью и сел напротив, пристально всматриваясь ей в глаза, и впервые Элизабет ощутила волнение и первобытный страх подчинения. Здесь, вдали от цивилизации, в густом лесу она снова превратилась в слабую беззащитную женщину, бессильную противостоять натиску природы. Теперь они с Гольмием могли быть связаны одними лишь первобытными инстинктами. Минуту или больше длилось молчание, потом Гольмий медленно заговорил:

– Элизабет, послушай меня внимательно. Я позвал тебя сюда… впрочем, ты догадываешься, зачем я тебя пригласил.

Элизабет кивнула. Жесткое лицо Гольмия казалось ей даже красивым. Игра начиналась, как обычно, и первобытный ужас отступил. Теперь она в его власти навсегда; осталось задать лишь один роковой вопрос…

– Элизабет, я тебя не держу здесь силой. Ты мне понравилась, конечно, но, как видишь, я на тебе не женюсь. Никогда. Ты нужна мне для развлечения в долгие сырые вечера. Никогда не жди от меня большего. Ну же?

– Я согласна, – прошептала Элизабет, чувствуя, как попадет в привычный круг. Но Гольмий еще не кончил.

– Это еще не все. Ни одна девушка прежде не соглашалась с такими условиями, какие я предлагаю тебе. Но мне бы не хотелось услышать отказ.

Элизабет вздрогнула; страхи и прежние подозрения вернулись к ней снова. Опять она пожалела, что осталась одна рядом с сильным и страшным человеком в диком лесу.

– Ты не будешь иметь детей. Не вздумай пытаться спрятать их в лесу или заявить о наших отношениях. Ты вольна поступать с младенцами как угодно, но я тебя предупредил.

Элизабет побледнела. Гольмий внимательно смотрел ей в глаза.

– Итак? Я тебя не принуждаю, ты вольна уйти прямо сейчас, – равнодушно бросил он.

Элизабет всю трясло. Она в ужасе подумала о том, что ее ждет, и все же бессильна была отказать. Как сквозь сон девушка услышала свой голос, прозвучавший так отстраненно, как чужой:

– Я согласна.

– Даже на таких условиях?

– Да…

Мир перевернулся в ее глазах. Когда они уходили, Элизабет хотелось кричать, а Гольмий испытывал мрачное удовлетворение при мысли, что теперь ему не придется страдать от одиночества и душевной пустоты.

***

Лютеций вошел в зал. За столами уже сидели многие члены племени, но он искал своего нового друга.

– Как твоя новая работа, Перси? – улыбнулся Лютеций, садясь за столик. – Секретарем работать интереснее?

– Да, но ненамного. Почему-то все, с кем бы я ни заговорил, советуют мне воспользоваться своим положением, хотя я не собираюсь искать ничего секретного.

Лютеций беззаботно рассмеялся.

– По правде говоря, секретарь вряд ли имеет доступ к важным договорам, актам или законам, так что воспользоваться своим положением тебе не удалось бы даже при желании.

Друзья продолжали оживленно беседовать, когда к ним вдруг подошел Монтесума.

– Извините, что прерываю вашу беседу. Перси, зайдите ко мне в кабинет после ужина.

Крайне удивленный, Перси с недоумением смотрел ему вслед.

– Надеюсь, ничего серьезного? – озабоченно спросил Лютеций.

– Пустяки, скорее всего, хочет предложить мне сменить работу. Честно говоря, мне уже надоело писать скучные бумажки, – махнул рукой Перси.

Перси медленно брел по коридору. Он хорошо знал дорогу, однако не торопился встретиться с вождем. Хотя Перси понимал, что бояться нечего, он переживал из-за предстоящей аудиенции намного больше, чем сказал Лютецию. Перси не хотел понапрасну волновать друга, однако приглашение в столь поздний час показалось ему несколько странным.

Перед тем как войти, Перси пригладил волосы, несколько раз глубоко вздохнул и, наконец, собравшись с духом, постучал в дверь.

Деревянная панель отодвинулась сразу, и вождь пригласил его войти. Перси нерешительно переступил порог кабинета. Монтесума знаком велел Перси сесть на стул напротив стола, закрыл дверь и долго молчал, его внимательный взгляд, казалось, проникал в душу. Наконец он заговорил:

– Перси, я достаточно хорошо узнал Вас за несколько недель, которые Вы провели в нашем племени. Я вижу, Вы не понимаете, к чему я клоню. Не изображайте святую невинность: я говорю об исчезнувших из стола важных документах – утром они лежали на своем месте, а теперь их там нет.

Перси продолжал молчать.

– Вы знали, где они хранятся. Сегодня утром Вы были в моем кабинете. Как видите, все говорит не в вашу пользу. Итак?

– Я ничего не трогал в Вашем столе, сэр, – Перси чувствовал, что звучит неубедительно. – Мне нет никакой выгоды брать их, сэр. Я не ребенок, чтобы так глупо шутить.

– Где лежал секретный протокол о неразглашении договора с племенем латтов…

Перси не слушал дальше. В отчаянии он думал только «не верит и не поверит».

«Не поверит словам оправдания, но не могу же я не знать, где лежат бумаги, которые я перекладывал в другое место сегодня утром?»

Монтесума не кричал, не требовал ответа, и Перси похолодел: «Значит, все уже давно решено. Он осудил меня».

С трудом Перси ответил почти машинально:

– В верхнем левом ящике стола…

Как сквозь сон он наблюдал, как Монтесума отпер дверь, позвал охрану, которая тотчас вывела его из кабинета, и услышал прощальный крик Монтесумы:

– В рудники на обработку металлов на неделю!

***

Перси пришел в себя, только оставшись один в камере. Он огляделся по сторонам: в комнате не было ничего, кроме простой жесткой кровати; из окна в комнату лился лунный свет, освещавший грубую келью. Перси присел на краешек кровати и стал вспоминать свой разговор с вождем, но мысли путались у него в голове, и он не пришел ни каким выводам. «Произошла ошибка, вождь просто не разобрался в произошедшем, а я плохо оправдывался», – решил он наконец, однако таким объяснением не удовлетворился. Кроме того, он так и не решил, что же теперь предпринять.

Пока Перси мучительно размышлял, отворилась дверь, и к нему в камеру вошел охранник, который принес ему ужин.

– Что мне делать? – в отчаянии обратился он к охраннику.

– Прежде всего Вам следует поесть и выспаться. Не терзайтесь пустыми размышлениями понапрасну, а ложитесь спать. Сейчас это единственная разумная вещь, которую Вы можете сделать, а завтра Вас ждет трудный день.

Охранник поставил перед Перси еду и вышел.

Перси уснул не сразу и провел мучительную ночь. Он думал о Нинисель, которую не смог предупредить, о Лютеции, которого смело заверил, что ему ничего не угрожает, и о том, какое впечатление он произвел на Монтесуму. Вглядываясь в ночную темноту, Перси гадал, что ожидает его, какое наказание может выдумать изощренный в жестокостях ум вождя племени.