Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 4

– Дедушка, – сказала Марецкая. – Бах, «Хоральная прелюдия».

Я до сих пор держал ее за руку, оказывается. Она даже замки открывала одной рукой и ничего не сказала!

Когда у москвича все плохо, он садится в поезд и едет в Питер.

Сапсан. Красная стрела. Безымянный 056А.

Двести, семьдесят и шестьдесят километров в час.

Все проходят один и тот же путь. Все преодолевают расстояние в шестьсот пятьдесят километров. Все путешествуют из Москвы в Петербург.

По рельсам, дребезжащим под стальными колесами.

По мостам через зеркальные озера, усыпанные утками, пустотой и рыбаками.

По безлюдной железной магистрали, губящей в год сотню-другую человек.

– Вы сидите на моем месте.

Ася вскинула голову, глянула на номер сиденья. В телефоне вспыхнул заготовленный электронный билет.

– Это мое место.

– Вот смотрите, – женщина сунула бумажку.

Цифры размывались. Цифры, буквы, закорючки. Это же билет? Билет, да. Полоски, отметки – где номер?

Ася показала билет на экране. Почти уверенная в своей правоте.

Женщина въелась в него. Поджала губы, будто боялась выронить вставную челюсть. Тут же потянулась рукой, но Ася отстранила телефон от переманикюренной лапы.

– Нет, ну посмотрите: вот место номер пять. Видите?

Она стала тыкать своей бумажкой, как ценным артефактом, способным решить проблемы мира или развязать войну.

Как не поверить такой настойчивости? Вдруг у Аси вовсе не пятое место? Не пятое? А какое? Снова глаза в телефоне. В школе учили: это цифра пять. Пять. Пятерка выглядит именно так, не иначе. Не зря же она отмотала пятилетку в физмате. Даже четверка по алгебре была. Поставили бы ей четверку, не знай она цифру пять? Может, это и было уже в прошлом веке… и в музыкалке не такое забудешь… но…

– Девушка!

Ася отвлеклась от экрана.

– Я так и буду стоять?

Брови смяли лоб до извилистых борозд, рот согнулся дугой.

– Стойте.

– Нет, ну вы посмотрите! Расселась тут, еще и хамит. Молодой человек! Молодой человек!

Проводник подоспел на сипловатый голос.

– Здравствуйте. Чем могу помочь?

– Эта. Заняла мое место. И вставать не хочет.

Ася вжалась в спинку сиденья. Зубы сцепились, как у пса на горле дотошного алкоголика.

– Давайте посмотрим ваш билет, – сказал проводник.

Женщина сунула его с преждевременно победным видом. И тут же торжественно наклеенные ресницы стыдливо прикрыли опустевшие глаза, поползли на втянувшиеся щеки.

– Вам в другой вагон. Видите? Это девятнадцатый, а двадцатый вон там.

Она мигом подхватила сумки и зашаркала, расталкивая встречных пассажиров.

– Пока-а-а, – попрощалась Ася. Тихо, еле слышно. Но с отчетливой издевкой, согревшей оледенелое утро.

Облако приторно-сладких духов еще с минуту висело над проходом и спрутом расползалось по сиденьям.

Только теперь Ася заметила побелевшие пальцы, вцепившиеся в телефон. И даже когда их расслабила, руки снова впивались во все, что ни попадя.

– Сука.

Так хорошие поездки не начинаются.

Не начинается новая жизнь.

Не…

Началось.

Потолок потерялся в мареве. Оно укрывало окна, людей, чемоданы. Пожирало. Стягивало мир в размытую точку. В точке была книга. Лежала на почти невидимом откидном столике.

Там ни Норвегии, ни леса. Разве можно называть книгу как песню, если в ней нет ничего из названия? Безумие.

Голосовой фон слился с темнотой. Слился с ничто.

«Сука, сука, сука. Чтоб ты сдохла. Все из-за тебя. Тихо. Тихо, Ася, успокойся. Раз… два… вдох… выдох… три… четыре… пять… пять… Пять. Пять! С-с-сука».

Кадык мотался по шее. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Замирал. Не двигался. Снова скакал туда и обратно. Застревал наверху. Проваливался внутрь.

– Девушка, вам плохо?

– Нет.

Не было ни марева, ни точки, ничего. Только Ася, ее улыбка, проводник и поезд.

– Если что, обращайтесь.

– Хорошо.

«И где тут хорошее?»

Улыбка ушла с проводником.

«Что это опять было?..»

Ноябрь притворялся зимой. Платформу заметали смерчи вьюги. Крохотные – не осилили бы домик. Не отправили бы в сказочную страну, где выдадут мозги, сердце и храбрость.

Что бы выбрала Ася? Мозги б ей пригодились. Они бы давали видеть в поезде поезд. В человеке – человека. В книге – книгу.

Люди кутались в не по погоде короткие куртки, подволакивали чемоданы, жмурились.

Ася наблюдала за их противостоянием вьюге. Отворачивалась от утробы вагона, кишевшего пассажирами.

– Добрый день!

– Здравствуйте!

Мужчина ловко закинул поклажу на полку. Одернул свитер на пузе, пригладил бороду и уселся рядом.

– Михаил.

– Ася.

– Куда едете?

– Как ни странно, в Питер.

– Как ни странно, я тоже.

Формально посмеялись.

«Значит, нам по пути, – нормальная же фраза? Скажи. Сюда подойдет».

– Домой или в гости?

«Ну вот, уже поздно. Нечего было тормозить».

– Не домой.

– Москвичка?

– Да.

– А я из Питера. Был в командировке, вот теперь возвращаюсь.

Михаил снова пригладил бороду. И пузо. Заботливо, будто у него в нем сидел ребеночек. Переваривался. Сучил ножками.

– Конференция для преподавателей была.

Поезд медленно ожил, платформа стала отъезжать. Со своими смерчами, провожавшими и вокзалом.

– Вы учитель?

– Да. По физкультуре.

«Можно смеяться? Обидится, наверно».

– Все обычно смеются, когда узнают.

«А я не посмеялась. Это хорошо или плохо?»

Полились физкультурная философия, школьные истории, козлы, упоры лежа, скакалки.

Ася слушала. В нужные моменты кивала. Потом кивала в ненужные. Потом козлы смешались с философией, и уши милосердно упускали половину рассказов.

«Ого! Нихрена себе».

В носу Михаила был волос. Большой, длинный и черный. Губы под носом трепыхались, шевелили бороду и усы, а черный волос величаво выглядывал из ноздри и наслаждался полученным вниманием.

«Вырвать? Можно подстричь. Или поджечь! А тогда борода не сожжется?»

Михаил выклянчил улыбку.

– Да-да! Так и было! – ухнул он и заколыхался, как барабан стиральной машинки.

Ася очухалась.

«Блин, о чем он?»

– Ну а вы-то, Ася, зачем в Питер едете? А то я все о себе да о себе.

– Да… так… просто…

– Отдыхать?

– Отдыхать.

– Отдыхать – это хорошо. Хорошо-о-о. А вы не учитесь?

– Я давно закончила.

Мохнатые брови подпрыгнули, потом расслабленно опустились.

– Я, в смысле, в институте.

– Я же говорю, давно уже закончила.

– Закончили?

Копченые колбаски пальцев заелозили друг по другу.

– Закончили, значит?

– Ну… да… а что?

– Я просто думал, вы совсем юная. Девушек, конечно, о возрасте не спрашивают…

– Мне двадцать восемь.