Ксения Рормозер - Проза

– Ай, отсидела ногу, и теперь по ней бегут мурашки, и мне смешно! – объяснила она ему свой внезапный смех.

Он сел и стал массировать её ногу своими тёплыми, сильными руками. Она замерла на одно мгновение, но потом вскочила и побежала от него по склону. Макс побежал за нею следом и, догнав, обнял, она закрыла глаза, и он поцеловал её.

Вечером Макс отвёз Ирму на ферму. Он зашёл вместе с нею в гостиную, чтобы поздороваться с домочадцами. Ирма представила Макса сестре и друзьям. Братья встали из-за стола, чтобы пожать ему руку. Альберт предложил Максу остаться на ужин, но тот сослался на то, что его мать осталась дома одна в поздний час, и обещал принять их предложение в следующий раз. Ирма послала уходящему Максу воздушный поцелуй в окно и присела за стол ужинать. Разговор, который прервался из-за прихода Ирмы, продолжился дальше.

– Так куда же ты будешь поступать, Констанц, после Гимназии? – спросил Франц, передавая Ирме чашку с горячим чаем.

– Знаете, я в детстве бывала в ткацком цеху на фабрике у отца и решила для себя, что после окончания Гимназии обязательно попрошу родителей разрешить мне поработать один год на ткацкой фабрике. И не по одной специальности, а распределить время так, чтобы я поработала всюду, по всем специальностям!

Говоря «всем», Констанц взмахнула руками, и платок с бахромой взлетел вслед за ними, как крылья. Франц загляделся на Констанц на одно мгновенье и сказал: – Ты похожа на птичку! Эдакий смешной фогель-воробей, клюющий всё подряд. Не трать время, детка, на всё сразу, лучше стать узким специалистом, но хорошо оплачиваемым и трудно заменимым.

– Франц, ты рассуждаешь в стиле нашей тёти Эммы! Это она любит повторять одну и ту же фразу, когда разговаривает с детьми. Эту фразу никогда нельзя вспомнить дословно, потому что тётя любит менять привычные слова на синонимы, но всякий раз получается, что-то вроде: «Каждый должен пить воду из колодца, который вырыл сам», – ответила ему Ирма вместо Констанц.

За разговорами Альберт пересел на диван, взял гитару, настроил её и стал играть приятную испанскую мелодию. Ирма и Констанц присели рядом с ним, а Анхен села в углу, в кресло, чуть наискосок от всех. К ней подошёл Генрих и включил торшер рядом с окном: – А то сидишь здесь, как паучиха в засаде! – сказал он и сел рядом на пол.

– Как ты думаешь, Генри, Констанции нравится наш Франц? – вдруг спросила она.

– Я не думаю об этом, Анхен. Открой мне секрет, сестрица, у девушек есть какие-нибудь другие интересы, кроме как выяснять, кто кому нравится?

Альберт без перерыва стал играть следующую мелодию, это был вальс. И тут Франц всех удивил: он подошёл к Констанции и пригласил её на танец. Та умилительно потупила взгляд, присела в реверансе, и, оставив платок на диване, положила руку на его плечо. Друзья захлопали им. Вальс пришлось повторить дважды. На этом настоял Франц. Он не отпускал Констанцию, пока не прозвучал последний аккорд.

Все любовались танцующей парой, кроме Генриха. Генрих наблюдал за Ирмой. А Ирма смотрела на свою сестру сначала с радостью, потом с недоумением, потом её глаза словно бы стали смотреть внутрь своей души, и было ясно, что танцующие просто мелькают у неё перед глазами. Генрих видел, как меняется её взгляд, и поэтому нисколько не удивился, когда Ирма встала за секунду до окончания музыки и, кивнув всем, ушла к себе в комнату. За ней следом убежала, смущённая Констанц. Братья рассмеялись им вслед.

– Что скажешь, брат Генрих, хороша Констанц? – спросила вдруг Анхен.

Он взглянул на сестру и увидел иронию в её глазах. – Когда-нибудь я задам тебе тот же вопрос, детка, – улыбнулся ей Генрих и пошёл спать.

До середины ночи Франц и Альберт всё сидели в гостиной и играли на гитарах. Альберт показывал Францу аккорды вальса, Франц проигрывал их снова и снова, но никак не мог запомнить несколько довольно сложных переходов. В три часа ночи вдруг погасло электричество, и им пришлось бросить своё занятие и на ощупь добираться в свои комнаты.

Две недели подряд, по утрам за Ирмой приезжал Макс и увозил её до вечера на Пасеку. Однажды братья решили проследить за Ирмой. Анхен наотрез отказалась идти с ними, что их очень позабавило. Когда братья ушли, Констанция предложила Анхен вместе приготовить обед.

Братья лежали в засаде на одном из холмов, в высокой траве, и наблюдали в бинокль за домом пасечника Михеля. Наконец, они увидели Ирму и Макса с корзинами, полными вишни. Влюблённые вышли из-за дома, они смеялись. Ирма поставила свои корзиночки на крыльцо, а Макс отнёс свои тяжёлые корзины с ягодами в дом, и довольно скоро вернулся за корзинками Ирмы. Потом они снова ушли в вишнёвый сад. Братья поменяли место наблюдения так, чтобы видеть, как влюблённые собирают урожай. Те стояли на стремянке, и, наклоняя ветви, медленно собирали ягоды, иногда угощая друг друга, а иногда целуясь.

– Теперь мы видели всё! – объявил Франц, после первого же поцелуя влюблённых, – Пошли отсюда парни. За эту девушку поздно бороться.

Братья дружно добрались до дороги и вернулись домой, как раз к обеду. Констанц испекла «Шарлотку», запах которой братья уловили, благодаря ветру, ещё до того, как увидели дом. Франц улыбнулся про себя, он понял, что этот пирог испечён в честь вчерашнего вальса.

Вечером Макс проводил Ирму домой и поставил на стол миленькую корзиночку с бордовыми ягодами вишни.

– Угощайтесь, прошу Вас, – объявил Макс, – в этом году вишня, на редкость, сладкая и её, на удивление, много. Если пожелаете купить, я могу сильно упасть в цене.

– Спасибо Макс, – отозвался Альберт, – мы непременно купим твою вишню, она действительно хороша! Как видишь, у нас в саду растут только яблони. И сорта, в основном, осенние. Зато яблоки хорошо хранятся зимой в сенях, в ящиках со стружкой.

– А как вы распорядитесь своим богатым урожаем? – спросил его Франц.

– Я ещё весной договорился с Ликёро-Водочным заводом, что половину урожая продам им, – ответил Макс.

– Сколько тебе лет, Макс? – уточнил Генрих.

– Двадцать пять.

– И давно ты управляешь своим хозяйством?

– Три года. Мой отец поздно женился, и вот уже три года, как его нет с нами. Мать может только кухарничать, так что и сад, и пасека на мне.

– Ты молодец, Макс, – сказал ему Альберт и пожал ему руку.

Братья вышли на крыльцо проводить Макса и потом пойти искупаться перед сном на реку. Ирма и Констанц пошли было следом за ними, но потом передумали и вернулись обратно. Придя в дом, они обнаружили, что Анхен ушла спать, но перед этим, видимо, съела всю вишню, потому что корзинка Макса была абсолютно пуста.

Август, тёплый нежный август баловал их солнечной погодой двадцать дней подряд. Август кормил их досыта свежими плодами из огорода и сада. Август щедро поил их сладкой и чистой водой из лесного ключа. Август утишал их молодую кровь речной прохладой, когда они приходили купаться. Август обнимал их бархатными вечерами и будил утром ароматами цветов из долины. Но потом, превратился в скользкого дождевого червяка и заставил их проводить, практически всё время, в доме. Дождь лил и лил, и, казалось, что Ветхозаветный Потоп решил повториться на бис для всех жителей фермы.