Илона Якимова - Белокурый. Король холмов

Последние слова были сказаны все тем же спокойным, деловым, холодным тоном – вчистую брихинским, Болтон аж покосился на племянника – настолько ровно, что Малыш Джок даже не понял сразу, что его оскорбили. У лэрда Лиддесдейла голос был прямо, как у святого отца на проповеди, чисто текучая вода, ты словно засыпал, когда слушал его… Галлоуэй, почуяв брошенные поводья, переступил под ним, всхрапнул, и Джок очнулся. И он прочистил горло, а затем произнес ответную речь – она вышла, конечно, не такой гладкой, как он об этом мечтал дорогой, да и цитат из Писания припомнить ему не удалось, но все одно – достойная получилась тирада.

– Коли ты не столь любезен, Босуэлл, чтоб пожелать здравия мне и моим братьям – по первой-то нашей встрече, так я сам тебе его пожелаю. Здравие тебе в Долине ой как пригодится, особливо если станешь заноситься по-прежнему. Ты пришел к нам от короля хозяином, а хозяев на Лидделе отродясь не было и не будет, это тебе всякий скажет. Делать тебе здесь нечего – земли твои на востоке, вот там у ротозеев и требуй повиновения и почета, а вольный рейдер завсегда сам себе голова. Что ж до худых овец твоих, коих ты, словно нищий – сухую горбушку, по всей Марке сыскиваешь, то касательства к их судьбе не имел и вины за собой не знаю, но после нашего свидания уж почту за честь всему твоему исправному добру найти достойного господина. Ведь нет достоинства в том, кто напраслину на соседей кладет. А что ты меня свиньей называешь, так вот тебе мой меч – померимся, и дело с концом, если ты не вовсе просто баба болтливая!

Белокурый, не меняясь в лице, ответно потянул из ножен палаш, Джок Эллиот подобрал поводья пони, приближаясь к лэрду, Уилл Эллиот встрепенулся.

– Протестую, – вмешался Болтон, поспешно закрывая собою и своим конем Лиддесдейла. – Мы выходили не на бой, а на разговор, Джок.

Он видел наблюдателей Эллиотов по гребню холма, его собственные вестовые лежали в полумиле за спиной графа, за камнями на пустоши, и сотня Бинстона была оставлена наготове, но никто не поручится, что у Джока Эллиота за холмом не стоит наготове две.

– Я тоже, – внезапно подал голос Леди-Эллиот. – Лэрд Лиддесдейл, если ему угодно, прольет свою кровь в любой другой день по собственному выбору, не сегодня. Мы не пойдем против слова, данного Редхью за весь наш род, брат Джок!

С недоумением на него воззрились не только Джок и Уилл, но и Патрик Болтон. Не потому, что Роберт заговорил – как раз-то переговоры вел обычно младший Эллиот, и только нынешним утром Джок заткнул ему рот, велев помалкивать, пока он станет окорачивать этого юнца с востока – но обычно Роберт не отличался особой щепетильностью в вопросах чести.

– А иначе ведь скажут, что ты боялся Хепберна, коли зарезал его, против обещанного, – мило улыбнулся Роб старшему брату. – Оно ведь нам не надо, не так ли, лэрд Парк? От нас отвернутся наши родичи, а это дороже жизни Босуэлла, которую ты можешь взять и в другой день.

Брат Джок побагровел лицом – Роб знал, что сказать, ибо сам именно так уложил на встрече одного из не очень подозрительных и поверивших слову Джока Тёрнбуллов.

– Добро, – признал Малыш с крайним отвращением в голосе. – Я не стану драться с тобой сейчас, Лиддесдейл, я повязан обещанием старого Редхью, хотя понапрасну не держал он языка за зубами… но в иное время я выпущу тебе кишки, не смотря, королевский любимчик ты или кто.

– Королевский лейтенант, – спокойно поправил его Патрик. А потом снял что-то с луки седла, и с его короткого замаха котомка полетела под копыта коню старшего Эллиота, галлоуэй всхрапнул и попятился, Джок и Уилл молниеносно обнажили клинки, однако вещь осталась лежать на земле безопасно и недвижно. – Прими от меня на память, Джок Эллиот, коли больше не увидимся. Долгой она будет или короткой – это уж от тебя зависит… но мне чужого не надобно.

Уилл свесился с седла, осторожно подцепил острием меча странный дар. То был спорран, пошитый из шкуры белой плешивой овцы, так, чтобы выжженая Эллиотами голова коня оказалась на самом видном месте, а из споррана торчала рукоять ножа.

– Но не ходи с кошелем этим да с краденым скотом в аббатство Мелроуз, – усмехнувшись, продолжил Белокурый, – братия с тобой больше дел иметь не станет, или им придется отвечать перед церковным судом за укрывательство воров…

Безучастно проследивший всю сцену, Леди-Эллиот перестал сплевывать вишневые косточки, заглянул в кошель, широко усмехнулся. Босуэлл мог бы поклясться, что на поясе у младшего Эллиота висит охотничий клинок, парный к тому, который он теперь вернул Джоку, который был напоказ оставлен на пепелище.

– Ты и тут успел! – подивился вслух Малыш Джок. – Что ж, за предупреждение спасибо, коли что лишнего твоего найду на дороге, так поеду в Драйбург продавать.

– Обижаешь! – усмехнулся Босуэлл. – У нас в роду столько прелатов, что в каждом приходе Приграничья о тебе предупредить можно под страхом церковного отлучения… ты, небось, еще и в освященной земле желаешь быть похороненным, коли случится нужда-печаль, а, Джок?

– Ах, ты, лютый сатана! – всерьез возмутился Малыш Джок, впервые за время разговора задетый за живое. – Ты чем мне грозить вздумал? Это уж вовсе против правил и не по совести!

Собственно, Долина чуть не всем своим населением, независимо от фамилий, находилась под церковным отлучением, потому как Гэвин Данбар и не думал отзывать единожды вылитые на рейдеров проклятия, но хоронить за оградой – этого никто и представить себе не мог, несмотря на любые анафемы. Белокурому не составило бы труда получить от нового канцлера королевства адресное проклятие подобного рода.

– Правила, – негромко и веско произнес молодой Босуэлл, – здесь устанавливаю я. И всякий, кто идет против моей воли – идет против воли короля. Желаешь убедиться, Джок – не стану удерживать. А про совесть не тебе бы рот разевать. Я все сказал. Если тебе нечего добавить, тогда прощай.

Оставить поле за собой – граф очень хорошо помнил наставление Болтона.

Малыш Джок несколько мгновений играл с ним в переглядки, затем длинно сплюнул в сторону Босуэлла, развернул галлоуэя и дал лошадке шпоры. Никто из братьев больше не сказал ни слова, только Леди-Эллиот бросил на противника беглый веселый взор через плечо. На лице Роберта по-прежнему было такое выражение, словно вся эта свара бесконечно его забавляет.

– Эй, Джок! – заорал вслед Эллиотам Белокурый. – И сэру Уолтеру передай привет да два слова – подписи его боле нет ни цены, ни веры! Ни веры, ни цены, Джок!

– Не ссорься с Уотом! – процедил Болтон сквозь зубы. – Только не с ним…

– А ты думаешь, эти черти со своей «силой и правом» здесь не с его ведома и согласия?