Марк Котлярский - Ведьмина гора

Одна часть – это сверкающий, как самоварное золото, мир шоу-бизнеса, больших денег, политики, «русского новодела»; другая часть – мир еще не расселенных коммуналок, вонючих парадных, бесхозных кварталов, которых до сих пор так и не коснулась рука мастера, способная преобразить их облик и вернуть утраченный блеск; есть и третья часть, не имеющая особого отношения к Санкт-Петербургу, – это безликие новые районы, в изобилии заполнившие околопитерское пространство.

Районы получше, районы похуже, здания поприличнее, есть унылые, но самое главное – другая реальность, происходящая за пределами старого города.

С одинаковым успехом эта реальность может быть перемещена в любую точку постсоветского пространства. Ничего не изменится.

…В старом доме на Пушкинской улице, где Ян остановился, ремонт, наверное, не производился со времен невеликого Октября.

Построенный в конце семидесятых годов девятнадцатого века, известный как доходный дом графа Орлова, он (дом) так и не смог оправиться от «постбольшевистского синдрома».

В восьмидесятых годах прошлого века были живы еще старики, которые помнили его (дом) в ином обличье: тяжелые массивные двери с коваными ручками, красные ковровые дорожки на лестницах; важный дворник в белом фартуке с бляхой, закрывавший ворота во двор в десять часов вечера.

Интересно: кому это все мешало?

Кто его знает…

Но сегодня, как и тридцать лет назад, когда Ян попал сюда впервые, кажется, что кто-то жестоко надсмеялся над старым домом: сломанные перила, выщербленные лестницы, тусклый свет, тяжелый, практически невыветриваемый запах гнили.

В довершение ко всему две недели подряд не работал лифт: кто-то утром украл подвесной кабель, без которого, разумеется, лифт передвигаться не мог.

Две недели жильцы пытались добиться от организации, обслуживающей здание, хоть какого-то ответа; затем, махнув рукой, обратились в прокуратуру.

Бесполезно.

В день, когда Ян уезжал в аэропорт, лифт даже не пошевелился.

Кстати, в доме – семь этажей.

(Позже Яну рассказали: лифт заработал только после того, как на организацию надавил прокурор; он же присутствовал при пробном пуске лифта. «У вас прокуроры занимаются лифтами?» – спросили у него, торжествуя. Ян был посрамлен.)

И все равно он любил Петербург; как говорится, не благодаря, а вопреки.

Хотя, наверное, есть и «благодаря»: благодаря Невскому, Адмиралтейству, Петроградской стороне, Васильевскому острову, Английской набережной – да мало ли чему?!

Наверное, еще и благодаря запечатленной в сознании бурлящей, бурлескной молодости, шипучей, как шампанское, шаловливой, шелудивой, шелопутной.

«Блаженное, бессмысленное слово» – какое гениальное определение, в котором, как в матрешке, спрятаны «бражники и блудницы», «мелкие чиновники, японцы, теоретики чужой казны…»

…Ведьмина гора находилась на окраине, где не был слышен шум машин и редко кто забредал.

– Посмотрите, – Таня показала куда-то вдаль, где кружились в танце мерцающие огни, – город виден как на ладони. Представляете, каково здесь встречать восход и провожать закат, а если мы посмотрим в небо, то увидим Млечный путь: он обычно невидим из-за уличного освещения и неоновых вывесок.

Ян и Таня нырнули в мягкую темноту, но стоило поднять голову, как высоко в небе разлился свет звезд, и взору предстала приятная округлость луны. Обоим было так хорошо, когда они наблюдали за раскинувшимся в низине городом и плывущим в небе облакам, что, словно качнувшись, время остановилось.

– Привычный мир отошел далеко-далеко, а мы с вами в другом измерении, правда? – Таня вздохнула.

– И кроме нас в этом измерении никого нет. – Ян погладил Таню по волосам, целуя ее, нежно касаясь шеи.

Таню вдруг обдало горячей волной, распространяющейся по всему телу. Пытаясь справиться с собой, она чуть отстранилась.

– Что-то не так? – встревожился Ян.

– Нет-нет, что вы, – Таня коснулась успокаивающе его руки, – я просто вспомнила, что есть легенда, рассказывающая об этой горе.

– Интересно, что же она гласит?

– На горе есть крест, – Таня старалась успокоиться, чувствуя как ее неотвратимо влечет к своему собеседнику, невзирая на ее реальный мир, завтрашние заботы и умение всегда трезво оценивать ситуацию, в которой она оказывалась, – так вот, когда-то его убрали, унесли куда-то. Но предание гласит, что кресты нельзя уничтожать. Тот, кто это сделал, побеспокоил души умерших. Так это или нет, но после того, как крест пропал, здесь, на Ведьминой горе стали происходить странные вещи.

– Вы меня интригуете… – Ян внимательно посмотрел на Таню.

– Окрестные жители утверждали, – продолжила Таня, словно не слыша собеседника, – что порой слышали здесь людские голоса, хотя на горе никого нет. Иногда вдруг сам по себе с вершины горы лился свет. Откуда он появлялся и куда потом исчезал, тоже не знали. Это встревожило жителей, и они, от греха подальше, решили снова установить крест там, где он стоял, и тем самым загладить вину перед блуждающими, неприкаянными душами. В надежде, что потусторонний мир успокоится и перестанет будоражить живых.

– Нечто подобное я слышал о Лысой горе, – сказал Ян.

– Да, – согласилась Таня, – она известна как место сбора ведьм и жертвоприношений. Но у Ведьминой горы своя энергетика и своя мистика, и эта гора, похоже, тоже притягивает людей, ищущих приключений.

– Таких, как мы, – засмеялся Ян.

– Вот, посмотрите, – Таня показала в сторону от себя, – видите ствол этой обгоревшей ели?

Ян всмотрелся в темноту, сквозь которую проступили очертания обугленного дерева, словно скрючившегося от боли.

– Ствол ели наполовину сгоревший, – пояснила Таня, – молния ударяла в него несколько раз. Но что любопытно: с обратной стороны она живая, живет и не сохнет. Люди говорят, что молния два раза в одно и то же место не бьет, хотя в Ведьмину гору молнии, как заговоренные, летят, не переставая. Наверное, это подтверждает ее силу. Эта сила скрыта в глубине, и она не подвластна человеческому знанию.

– Молния ассоциируется у меня с хлестким ударом наотмашь, с чем-то неожиданным, происходящим по воле случая, рока, неизбежности. Булгаков – помните Танечка? – в «Мастере и Маргарите» сравнил любовь с убийцей, который вдруг выскакивает в темном переулке и поражает одномоментно мужчину и его возлюбленную. Так поражает молния, которая тоже сродни любви. Хотя, признаться, в остальном любовь в «Мастере» изображена… – Ян замялся, подыскивая слово, – я бы сказал – слащаво, сентиментально, какой-то бесконечный мармелад, лишенный ведьминского, колдовского очарования, наваждения…