Вячеслав Киман - Джек

Смахнув с себя вялость и сомнения, он пошёл дальше. «Как такой малыш может быть таким тяжёлым?» – удивлялся он, вспоминая, каким он казался лёгким в первые минуты, когда он только поднял его с травы.

Самый лёгкий в мире слон

Понял утром, что влюблён

Витя решил отвлекаться, проговаривая вслух всё, что придет в голову. С каждым словом он делал шаг, с каждым следующим – ещё шаг. Так он добрался до просеки – дорогу почти не было видно.

Гирьку хоботом зажал

И на рынок побежал.

Лучше малость потерпеть,

Чем на небо улететь.

Витя шагал монотонно, как робот. Он уже не чувствовал рук, а ноги в ботинках хлюпали в такт его словам. Не было и речи, чтобы остановиться и вылить из них воду.

Сотню шариков купил,

А что делать – не решил…

Шлёп…шлёп…шлёп… Вдалеке кукарекали вечерние петухи, лаяли о чём-то собаки, показался первый фонарь у посёлка. «Только не останавливаться, нельзя останавливаться… Интересно, каким будет наказание?» – равнодушно рассуждал Витя.

Он их к гирьке привязал

Улыбнулся и сказал…

Он уже приближался к повороту в свой проулок, но остановился, не в силах больше пошевелиться.

Это, милая, тебе

Ах! И в небо улетел.

«Ещё только несколько шагов, ну пожалуйста», – думал Витя, стоя под одиноким фонарём, но ничего больше не мог сделать.

Вдруг из проулка выбежала Марина, следом – Павел. В десяти метрах от них под фонарём стояла их потеря – что-то смахивающее на их ребёнка, но совсем не похожее на него. Если бы не очки, блестевшие в свете одинокой лампочки, то можно смело предположить, что это какой-то негритёнок случайно забрёл в их края.

Постояв секунду, словно потеряв способность двигаться, родители медленно пошли навстречу сыну, постепенно ускоряя шаги. Марина закрывала ладошкой рот, чтобы сдержать стоны. Павел заметил, что это грязное пугало, которое, скорее всего, и есть их сын, держит на руках что-то очень дорогое и весьма хрупкое. Он вытянул руки и попробовал перехватить «это», а уж потом разбираться в случившемся.

Коричневое от засохшей крови лицо, погнутые очки, заляпанные чем-то, черный от грязи свитер и бесформенные ботинки, облепленные коричневой грязью, стали последней каплей для Марины. Она успела повернуться к Павлу, схватить его за локоть и промолвить:

– О, боже!

После этого она обмякла и повисла на руке мужа, потеряв сознание.

-14-

Это воскресенье выдалось особенным, оно отличалось от других дней. Нет, солнце светило ярко, птицы щебетали свои радостные песни весь день, собаки лаяли на своём собачьем, гуси гакали, гордо бродя по проулкам. Да и люди оставались такими, какими они были в любой другой день. Обычное постоянство, какое и должно быть, ведь именно постоянство определяет благополучие и спокойствие. Если постоянство нарушается, то о спокойствии можно позабыть, а там и благополучие куда-то исчезает.

В семье Савушкиных в этот день благополучие никуда не делось, но о спокойствии они забыли напрочь. Когда Марина пришла в себя, она увидела перед собой дорогих её сердцу людей, которые не отходили от неё ни на секунду. Правда, Вите пришлось умыть лицо, чтобы не испугать маму снова, когда она придёт в себя. Павел выжимал полотенце, а когда Марина открыла глаза, то уронил его на пол и упал на колени перед кроватью супруги.

– Милая, тебе лучше?

– Д…да…, Паш, где Витька? – чуть слышно прошептала она.

– Мам, я здесь, – ответил смущённо Витя, – прости меня, мамочка…

– Я прощу тебя, если ты мне объяснишь всё сейчас же! – Марина с закрытыми глазами кивала головой монотонно, в такт своим словам.

«Без наказания не обойтись», – подумал Витя.

– Мам, это маленький волчонок, он умирал. Мамочка, я подумал, что его можно было спасти, – дрожащим голосом скороговоркой протараторил Витя.

– Волчо… о, боже! Да что же это такое делается. Ну, скажи ты мне, почему именно ты, только ты попадаешь в подобные истории?

Марина откинулась на подушку с закрытыми глазами и о чём-то задумалась. Павел смотрел на жену и шевелил усами. Витя заметил чуть прищуренные глаза отца и понял, что, возможно, наказания можно будет избежать.

– Милая, можно тебя спросить? – осторожно промолвил Павел, стараясь заполнить немую пустоту в комнате и разбавить напряжение. Марина глубоко вздохнула и ответила:

– Да, конечно…

– Марин, я не очень-то разбираюсь в раненых животных, но ты лежи, не вставай, пожалуйста, – с оттенком вины в голосе сказал Павел. – Он ранен, похоже, в него стреляли, но его ещё можно…

Марина не дала договорить мужу, она убрала его руку со своего плеча и поднялась с кровати.

– Где он?

– Милая, ты была без сознания, я его пока положил на Витькин свитер возле порога.

Марина уже и сама нашла лесного незнакомца, который поскуливал, лёжа на правом боку.

– Витя, убери всё со стола тут, на веранде. Паш, принеси настольную лампу. Я принесу простынь, да, ещё нужна вода и…

Марина посмотрела на щенка и снова прислонила ладонь ко рту. Она всегда так делала, когда ей было страшно.

– …садовые ножницы, – закончила фразу Марина и пошатнулась. Павел через её плечо глянул вниз и понял, о чём шла речь. Левое ухо волчонка, разорванное в клочья, держалось лишь на хрящике. Кровь уже не текла и засохла на ране.

Через несколько минут ночной гость лежал на белой простыне и смотрел на Марину, потом на Павла, потом на Витю и тихо поскуливал.

– Паш, подвинь его к краю стола так, чтобы вода лилась на пол, – скомандовала Марина. – Витя, бери кружку и лей воду туда, куда я тебе буду показывать. Паша, не урони его.

Витя черпал холодную воду и лил на рваную рану под ухом и на лопатке, а Марина тампоном промывала засохшие места, пока не удалила всё лишнее. Вскоре весь пол вокруг стола был усыпан комками грязной ваты.

Щенок был чистым, теперь все раны были видны: часть кожи на голове возле уха сорвало дробью, ниже уха возле щеки была рваная рана. Порвана кожа на лопатке и на части шеи ближе к позвоночнику. Но самое пугающее было впереди. Марина приняла решение – часть уха придётся удалить. Пришить его животному не представлялось возможным, на это было много причин. Во-первых, этим должен заниматься опытный ветеринар, во-вторых, это волк! Как только доктор увидит зверя, он будет обязан доложить в соответствующие инстанции, а значит, его усыпят. Да и щенок сам сорвёт швы, если только ему не связать лапы. Но самая главная причина перекрывала все остальные – висящие лоскуты были уже давно отмершими, поэтому не смогли бы прижиться.

– Паш, подай ножницы…, – дрожащим голосом сказала Марина. Муж потянулся было за секатором, но одного взгляда на жену ему хватило, чтобы одёрнуть руку. Её губы дрожали, нервы уже были на пределе.