Владимир Власов - Дух оперы

Я вошёл в здание психлечебницы и встретился с дежурным врачом, попросив у него разрешения увидеться с моим товарищем.

– Вы хотите навестить математика? – уточнил тот.

Я кивнул головой.

– Он последнее время стал грустным и нервным, – заметил врач, – и меня беспокоит его бледность, но со здоровьем у него всё в порядке. Это, я думаю, от нервов. Уход за ним хороший. Я не знаю, из-за чего он такой возбуждённый, хотя мы и даём ему успокоительное. Всё время он ходит со своим блокнотом, записывает какие-то формулы, ни с кем не общается, мрачнее тучи. Вы уж уделите ему внимание. Обычно после обеда он немного успокаивается.

Я сказал врачу, что постараюсь сделать всё от меня зависящее.

– Вот и прекрасно, – молвил врач и ушёл за Юрием.

Через несколько минут Юрий вошёл в комнату свиданий в больничной пижаме. По его походке и голосу я понял, что он чем-то очень расстроен.

– Что с тобой случилось? – спросил я встревожено.

– Давеча я гулял в нашем саду, – сказал он, – и увидел на траве одну засыпающую стрекозу, я взял её в руки и принёс в палату, хотел её отогреть, чтобы она ожила. Положил её на тумбочку, возле своей кровати, а потом забыл о ней, нечаянно смахнул на пол и наступил на неё. Лучше бы я оставил её на месте. Может быть, она ожила бы. Сегодня, вон, какое теплое солнце. Обычно я не вожусь с насекомыми, брезгую брать в руки мух, тараканов, гусениц. Но стрекозы мне нравятся, и бабочки тоже. А сейчас жаль, что они все умирают. Осенью наступает общая гибель всех насекомых. Это как гибель нашего мира.

– Откуда же взялась эта стрекоза зимой? – удивился я.

– В нашем саду сейчас осень, – сказал он убеждённо.

От его слов мороз пробежал у меня по коже. «Вот оно, помешательство, – подумал я, посмотрев на него с сожалением, – он путает даже времена года». Но я тут же взял себя в руки и, стараясь подавить свои эмоции, заметил ему:

– Но я думаю, ты так расстроился ни оттого, что раздавил стрекозу.

– И от этого тоже, – грустно сказал он, – но ты прав, самая главная моя печаль состоит в том, что я погубил мир.

– Что ты имеешь в виду?

– Это долгая история.

– Я не тороплюсь, рассказывай.

Юрий некоторое время молчал. Я тоже не произносил ни слова, сидел и ждал. И вдруг я услышал его хохот.

– Что такое?! – воскликнул я встревоженным голосом.

Юрий хохотал от все души, как маленький мальчик. Я схватил его за руки и дёрнул. Он не отнял своей руки, а продолжал смеяться.

– Ты думаешь, что я сошёл с ума? – сказал он, насмеявшись вволю.

– Ну, а ты как думаешь, – заметил я серьёзно, – когда ты путаешь зиму с осенью, и где-то собираешь заснувших стрекоз?

– А ты сам подойди к окну и выгляни в сад, – предложил мне Юрий.

– Странно, сказал я, что твоё настроение меняется так внезапно, только что ты был расстроенным и грустил, а тут внезапно рассмеялся. Такая смена настроения тоже говорит о твоём нездоровье.

– Всё это – ерунда, – сказал он и улыбнулся, – мне было некоторое время не по себе, а тут пришёл ко мне ты, мой друг, и я обрадовался. Уверяю тебя, что я абсолютно здоров. Правда, я немного потерял себя, но я не отчаиваюсь, а постоянно вновь стараюсь обрести своё я, найти свою самость.

Я смотрел в его глаза и мне казалось, что он нисколько не изменился: его глаза были такими же живыми, озорными и умными, как и раньше.

Мне вспомнились слова японских философов: «В одном цветке больше «цветочности», чем в ста цветках». И вот, глядя на Юрия, я подумал, что это же самое можно отнести и к нему во всей полноте: «В его сознании больше человечности, чем в сотне людей».

– Так что же произошло? – спросил я его серьёзно – Ты придуриваешься и водишь всех за нос со своем мнимым сумасшествием?

– Я не придуриваюсь, – ответил он, пожав плечами, – просто, то, что я сделал, в это трудно поверить, поэтому я никому и не говорю.

– Так скажи тогда мне.

– Боюсь, и ты можешь не поверить, – покачав головой, ответил он.

– Но ты скажи мне, – настаивал я, – это уж моё дело: поверить тебе или нет. Ведь я – твой друг.

– Хорошо, – сказал он, подумав, – говорю тебе именно потому, что ты – мой друг, и ближе из друзей у меня нет никого. Не знаю, поймёшь ли ты меня. Но я открыл дверь в другой мир.

– А что? Разве есть такая дверь в другой мир?

– Да, есть такая дверь и не одна, – твёрдо заявил он мне, – и миров этих тоже множество.

– А как это случилось? – спросил я.

И Юрий начал свой рассказ:

– Ты же знаешь, что последнее время в моей квартире поселился полтергейст. Так вот, по ночам я боялся спать и всегда в спальне оставлял включенным свет, от этого долго не мог заснуть. Я так измучился, страдая бессонницей от этого наваждения, что днём засыпал прямо на ходу или, стоя во время чтения своей лекции. И вот однажды я заснул дома, и мне приснился странный сон: как будто бы я попал в какое-то нейтральное пространство. Это не было помещение или открытое место на земле. Меня окутывал со всех сторон туман, но в нём виднелось чистое от тумана пространство размером с небольшой зал. И вдруг из тумана вылетело на меня какое-то существо с крыльями и человеческим телом, нечто похожее на териантропа, нарисованного на стене при входе в Зал Быков, расположенного в знаменитой французской пещере Ласко, возраст которой составляет семнадцать тысяч лет. Это создание имело птичью голову с большим клювом, похожим на клюв попугая. Оно клюнуло мне в темечко, а затем открутило мне голову и улетело. Представляешь моё состояние? Я стою в этом зале и каким-то чудом вижу всё происходящее, не глазами, а неким внутренним зрением. Я трогаю руками свои плечи и не нахожу на них свою голову. Я прихожу в ужас. Тебе никогда не приходилось оставаться без головы?

– Нет, – сказал я, рассмеявшись, – такого ощущения я никогда не испытывал.

– А вот мне пришлось это пережить. Так вот, потом я замечаю в углу этого зала длинной стол, на котором на блюдах лежат головы, но моей среди них нет. И головы там лежат разные: стариков, молодых людей, детей, красавцев и уродцев, и даже молодых женщин. Я подхожу к этому столу и начинаю примерять эти головы. Как только я кладу их на свои плечи, так сразу обретаю образ их владельцев. Как будто бы сам становлюсь ими. Примерив голову старика, я вижу в зеркале своё сморщенное тело и повисшие мышцы, я чувствую себя стариком и веду себя по-старчески. Но при этом я становлюсь как бы умнее и смотрю на многие вещи более взвешенно. Когда я примеряю на себе голову мальчика, то становлюсь резвым и озорным, как ребёнок; с головой юноши превращаюсь в силача и удальца. Я даже примерял на себе голову молодой девушки и становился женщиной. Это тогда я пришёл в институт в женском платье, и все обратили на меня внимание. Лучше бы я этого не делал, тогда бы никто не обратил внимание на мои изменения и мой эксперимент. Сейчас каждую ночь мне снится этот зал с человеческими головами, я всё это время пытаюсь выбрать себе голову, которая бы подошла мне, но не нахожу ничего близко похожего, что бы мне подошло. Кто-то, видать, позаимствовал мою голову и носит её на своих плечах, как только он её вернёт, то я тут же обрету себя. Поэтому пока что в этом мире я не могу обрести себя. Говорят, что кто-то встречается со своими двойниками, а мне хотя бы самого себя обрести. В своём настоящем состоянии я как бы сохраняю свою самость, я думаю и полагаю, что я существую в этом мире, но я не уверен в том, что то, что я делаю – это делаю именно я, а не кто-то другой. Но всё равно мне не хватает моей собственной личности. С этими головами получается всё не так, как если бы я делал это со своей головой. Поэтому меня часто охватывает неудовлетворённость, как будто я проживаю чужие жизни. Мне нужно поскорей отыскать свою голову. Тогда я быстро войду в свой тонус, не то, чтоб я был болен. Я таким себя не чувствую, но мне всё же хотелось бы чувствовать в своём теле уютнее, имея свою собственную голову.