Владимир Власов - Дух оперы

– Ну и что дальше? – спросил меня Андрей.

– Платон абсолютизировал это опустошённое бытие, превращая физическое бытие в геометрическое, в то время он ещё не был знаком с торсионными полями и флуктуациями, но уже как бы предвидел возникновение теории относительности и квантовой механики. Так вот, он пространственные формы субстанции, освобождённые от воздействующего на органы чувств физического заполнения, объявил пророчески реальностью, дав им имя идеи и считая их подлинной действительностью. Гераклит, который дожил до Демокрита и Платона, подошёл ближе к живой и конкретной картине движущегося и изменяющегося бытия, считая субстанциональный энергетический огонь как бы заменой одной формы бытия на другую, в чём и видел физический процесс обновления мира. Позднее, во времена эпохи возрождения, Гассенди возвратился к «бытию» и «небытию» Демокрита. Декарт заполнил «небытие» – оно как бы отождествилось с «бытием» и исчезло в качестве самостоятельной компоненты реальности. Тело и место тела отождествились. Эвентуальное бытие данного тела стало актуальным бытием другого тела. Спиноза в своём представлении о природе вернулся к представлению о субстанции, которое включает своё обновление. В этом обновлении реализуется небытие, границы модусов. Определённость модусов состоит в их отрицании и их превращении в определённое ничто. Уже в новое время Гольбах синтезировал атомистику Гассенди с физикой Декарта и динамизмом Ньютона, откуда и тянется логическая линия к Беркли и Юму. Беркли был слишком уж заумным философом, и всё только напутал в представлении картины мира. Он абсолютизировал принципиальную постижимость бытия в конструкциях разума, где существующее и несуществующее поставил рядом. Шёл-то он правильным путём, но только вот выводы сделал некорректные. Основной фарватер познания у него следовал к трактовке того, что не существует, по его мнению, но входит в конструкцию разума в качестве эвентуального бытия, некоторых эвентуальных определений действительного, реального, материального бытия. Поэтому он стал отрицать существование этого объективного бытия, и полностью опустошил мир, превратив его в мысль о мире. Юм же, противореча Гольбаху, разорвал бытие на сенсуально постижимые элементы, а Кант их связь – пространство, время, причинность – переносит в субъективный мир и лишает природу Демокритова «небытия», которое связывало чувственно постижимые объекты и позволяло их рассматривать в движении.

– Так в чём же суть вопроса, который ты хочешь нам предложить? – спросил Олег, окончательно потерявший терпение.

– Суть вопроса в том, – сказал я спокойно,– что многие философы приближались к очень разумному осмыслению мира и пониманию главной тайны мироздания, но у них не хватало ни сил, ни терпения сделать последний шаг к открытию, который сделал я.

После таких слов мои друзья переглянулись.

– Я открыл изнаночный мир, – продолжил убедительно говорить я, – который соединяет действительность здесь-теперь бытия с другой реальностью вне-здесь-сейчас бытия, где мы также наличествуем, имея своих двойников.

Друзья посмотрели на меня широко раскрытыми глазами.

– О чём ты говоришь? – спросил меня Олег.

– Я говорю о том, где я уже побывал, и где завёл своих друзей.

– В психушке что ли? – спросил меня Сергей.

– Нет, – ответил я серьёзно, – я был в том измерении, где присутствуете и вы.

– Как это? – воскликнул Андрей.

– Там находятся ваши энергетические двойники, – сказал я, – с которыми вы можете встретиться.

– Не может быть, – сказал Олег, – я очень сомневаюсь, что где-то есть мой энергетический двойник.

И тут на моих глазах произошло чудо, я увидел за спинками стульев стоящих двойников моих друзей. Они были такого же вида и возраста, как мои друзья, и почти ничем от них не отличались. Увидев их, я удивился и подумал: «Почему же мой фантом и фантом Юрия выглядят моложе нас»?

На реакцию удивления моих друзей, я сказал им:

– Вы можете видеть их своими глазами.

– Где же это мы можем их увидеть? – спросил с иронией Олег.

– Они стоят за спинками ваших стульев.

Инстинктивно все трое друзей повернулись, а потом рассмеялись.

– Ну и подловил ты нас своей шуткой! – воскликнул Олег. – А мы купились, как простачки.

– Вы их не видите? – уже мне пришлось удивиться.

– Ну как же, видим, – ответил, смеясь, Андрей, – они стоят рядом с нами, ожидают, когда мы покончим с нашей трапезой.

Я понял, что они не верят ни одному моему слову. Тогда я воззвал к их последнему научному аргументу, сказав буквально следующее:

– Раз вы продолжаете стоять на вашей позиции, считая, что не может быть изнанки мира, то давайте вернёмся к нашей прошлой беседе, когда мы говорили о том, что одним из самых основных понятий вашей «Диалектики природы» является несводимость сложных форм движения к более простыми. Сам этот тезис о несводимости сложных форм движения к простым означает, что объективный субстрат мира – это система, бесконечно сложная в целом и бесконечно сложная в каждом отображающем целое и именно поэтому бесконечно сложном элементе. Поэтому многое ещё учёным в строении мира недоступно пониманию, но иногда сами эти вещи прорываются наружу и заявляют о своём существовании самым настойчивым образом.

– Неужели это делают наши двойники? – рассмеявшись, спросил меня Олег.

– Вот вы можете не верить мне, можете осмеивать меня, но то, что в мире происходит, оно происходит помимо вашего желания или неверия. Вам просто не хватает пока знания понять это, и опыта это услышать и увидеть.

– Так, значит, помимо того, что ты их видишь, ты их ещё и слышишь? – смеясь, спросил Андрей.

– Я их слышу и даже с ними разговариваю, – подтвердил я, – и они мне высказывают свои откровенные мысли.

– Но почему же мы не слышим их сокровенные мысли? – спросил Андрей.

– Чтобы слышать их сокровенные мысли, – сказал я, – нужно выйти с ними на связь, или хотя бы признать их существование.

– Что же это за сокровенные мысли такие? – спросил Сергей.

– А вам не кажется, что в каждом из нас живёт кто-то, кто намного умнее нас, кто нам вовремя подсказывает какие-то умные решения наших сложных жизненных проблем, или указывает нам выход из сложных обстоятельств, а также подталкивает нас к каким-то открытиям. Он живёт глубоко в нас, и если мы прислушиваемся к его голосу, то он нам во всём помогает, спасает нас от бед, рождает в нас желания быть лучше и талантливее, то есть, раскрывать свои скрытые таланты, и даже можно сказать, руководит нами в жизни. И для того, чтобы его понимать, нам надо всего-то к нему прислушиваться, то есть, настраиваться на его цепь мыслей. Он совсем не нуждается в доказательствах своего существования, но он постоянно отсылает нас не к другому суждению, а к смыслу, схороненному в нём самом. И этот смысл есть некое единение с вами в смешении слов и молчании, как бы всего наличествующего и отсутствующего. Когда вы пытаетесь о чём-то помыслить, он начинает мыслить вместе с вами, предлагая вам на выбор разные планы бытия, несовместимых по значению, и как бы играя с вами, подсказывает вам нужный вариант своего решения, заставляя вас сделать верный шаг в решении чего-либо. Иногда смысл сокровенной мысли ускользает от вас, если даже вам всё мнится абсолютно ясным, но он заманивает вас к себе даже бессмыслицей, но именно эта бессмыслица и открывает вам глубокий смысл всего. Иногда вы не ведёте с ним никаких диалогов, но он говорит вам всё нужное вам, и чем меньше он тратит на вас слов, тем больше он вам говорит. Он и есть наше скрытое и сокровенное я.