Владимир Власов - Дух оперы

– И что же, – спросил Сергей, – он живёт в нас своей скрытой жизнью?

– Может быть так оно есть, – ответил я. – нам трудно это понять, потому что он живёт в другом измерении и является нашим светом. Помните, как говорил Герман Гессе: «И в нас горит извечный свет, свет, для которого истленья нет, он должен жить, а мы должны уйти». Даже когда мы умрём. Он будет продолжать жить, и возможно найдёт пристанище уже в другом теле.

– Ты говоришь очень мудрёно, – сказал Олег, – мы допускаем, что в нас есть наличие нашего второго я, но доказать это с научной точки зрения весьма сложно.

– А он и не требует доказательства, – ответил я, – просто он владеет всеми твоими сокровенными мыслями. Как говорят на Востоке: это благодаря ему «говоришь всю жизнь – и ничего не скажешь. За всю жизнь не произнесёшь ни слова – и всё выскажешь». Так вот, это сказано о нём. Вы можете относиться к своему двойнику, к своему второму я, как к неопределённой данности, но он хранит в себе произрастание, само-трансформацию мысли, выявляющую границы всех понятий. Это через него мы связаны и с идеями, и с некой витальной сущностью, наделяющую нас силами. Он всегда даёт нам энергетический импульс и отзывается как эхо откликом на предвечное присутствие бытия, возврата к тому, что уже есть, но неизменно предстаёт как другое. Он никогда не говорит с нами напрямую, так как оставляет нам свободу выбора, поэтому он иносказателен, в нём всегда именуется нечто такое, что вовек отсутствует, и, однако, не является самостоятельной сущностью, которую можно назвать или определить. В нас всегда есть внутренняя прерывность смысла, но он заставляет нас обращаться к некому первичному пониманию, которое не может быть выражено в понятиях, но косвенно удовлетворяется самим фактом нашего мышления и даёт нам знать о сокровенной жизни сердца Неба и Земли, потому благодаря своей вечности он связан с Высшим разумом и Высшей Субстанцией.

– Но мне вот не понятно, – сказал Сергей, – почему такое раздвоение происходит в нас, да ещё такое, что мы внутри себя как бы разделяемся на двух лиц? И если есть такие двойники, то почему мы их не замечаем, и не ощущаем их присутствия в себе или возле себя.

– Так уж устроена природа, – ответил я, – оно и понятно, ты не задумывался над тем, почему мы обладаем разным пониманием? В нас есть понимание интуитивное, не-формализуемое и понимание объективизированное, логически упорядоченное, и понимание предваряющее и понимание представленное. Все они едины и не едины, но они друг друга определяют и поддерживают. Их двуединство многое объясняет в совпадении краткости и полноты, присущим нашему интеллекту, который является суверенным творцом и распорядителем смысла, который постоянно вращается вокруг попытки что-то обозначить при наличии чего-то не-обозначаемого. В этом труде принимает участия наряду с нами ещё и наш двойник, и так создаётся как бы иерархия в нашем сознании из первичного и вторичного. И в этом споре мерилом всего выступает то «старое сознание», которое принадлежит нашему второму я, приводящему нас к безусловному пониманию, так как оно объемлет все смыслы, что может зафиксировать человеческий разум. Он и создаёт своего рода предвосхищение: прежде чем сделать первый шаг, мы уже у цели; прежде чем открыть рот, мы уже всё сказали; прозрение приходит прежде, чем успеешь понять. И этой мудростью наделяет нас наш двойник, наше второе я. Но наша связь с двойником не всегда бывает обоюдной. Поэтому мудрецы говорят, что всякое непонимание есть в действительности недопонимание с нашим двойником. С ним мы в любой момент уже всё знаем, поэтому мыслить и обозначать отдельно от него – значит всего лишь проводить межи в необозримом поле посредования смысла, то есть, проводить границы внутри предельности. Это – своего рода ограничение и даже, можно сказать, неудачная интерпретация уже знаемого, это – всё равно что как писать белым по белому. В тесной связке со своим двойником всё диктуется законом экономии выражения: чем меньше будет сферы условного, объективного смысла, тем больше простора высвободится для смысла, как открытости бытья. Мы слишком тесно связаны со своими двойниками, поэтому и не замечаем наших внутренних помощников и руководителей, постоянно поправляющих нас.

– Но раз мы их не замечаем, – нетерпеливо прервал меня Олег, – то зачем о них говорить. Разговор какой-то пустой получается! И зачем тратить на это время, если нельзя их глубокое соединение с нами рассмотреть ни через телескоп Спинозы, ни через микроскоп Лейбница?

– Да, – поддержал его Сергей – толчём воду в ступе из пустого в порожнее.

– Ты тоже так думаешь? – спросил я Андрея.

Он покачал головой и сказал:

– Не знаю даже, что об этом подумать, но считаю всё же, что наш разговор какой-то беспредметный.

Видя всю бесполезность продолжения нашей беседа, я сказал друзьям:

– Раз так вы все думаете об этом, то тогда разрешите мне поработать с вашими двойниками, сплотить их и призвать, чтобы они повлияли на вас благотворно.

Услышав эти слова, друзья дружно рассмеялись, и Олег сказал:

– Делай с ними, что хочешь, раз они вышли с тобой на связь. Мы не возражаем, подружись с ними, а потом расскажешь нам, чего ты с ними добился.

Он встал из-за стола, остальные друзья последовали его примеру. Тогда я сказал им:

– Вы можете идти, а я останусь с вашими двойниками и познакомлюсь с ними поближе.

Друзья расхохотались, а Олег воскликнул:

– Хорошее завершение шутки!

Мои друзья ушли, а их двойники продолжать стоять возле их стульев. Я предложил им присесть, и они сели на места своих оригиналов.

В столовой в это время было много народу, так как не закончился ещё большой перерыв между занятиями. Студенты сидели вкруг за соседними столами, разговаривали друг с другом, смеялись, делились последними новостями. Кое-кто собирался сесть на освободившиеся места за моим столиком, но я им не разрешал, ссылаясь на то, что все места заняты. Так как все были увлечены своими делами, то на меня никто не обращал внимания, и даже когда я говорил с двойниками моих друзей, и со стороны могло показаться, что я говорю сам с собой, но это не бросалось в глаза, так как многие студенты говорили по сотовым телефонам через микрофоны, не вынимая гаджетов из карманов.

Когда двойники разместились за моим столом, я сказал им:

– Вот видите, ваши босы предпочитают вас не замечать, и препоручили вас мне, чтобы я провёл с вами объединительную беседу. А Олег даже сказал, что я могу делать с вами всё, что захочу. Но имея большое уважение к вам, я, конечно же, его слова принял за шутку. И более того, я хотел бы с вами подружиться.

– Спасибо, – сказал двойник Олега, – мой хозяин не сдержан на язык, и часто говорит весьма легкомысленно о серьёзных вещах. Мы тоже любим шутки и умеем шутить, но к своим оригиналам относим уважительно, хотя они часто ведут себя как дети. Мы, в общем-то, и сами как дети, только вот не известно кто из нас кого породил: они – нас, или мы – их.