Гайя Азези - Чёрный мёд. Ты выбираешь свое счастье

– Ну так ты ж теперь в курсе, что у евреев есть много чему поучиться?

– Ага. Есть. У нас половина школы – это дети с еврейскими фамилиями. Они и вправду как будто выведены методами селекции.

– Это как? – поинтересовался Данила Викторович.

– На пятнадцать толковых максимум два слабеньких. Но и эти слабенькие – как наши средненькие… На их фоне знаете, как надо грести, чтобы быть на уровне?

– Вот и греби! – напутствовала мама. – Ты можешь!

Через два года после женитьбы Данила Викторович оплатил учебу сына в частной школе-интернате в Швейцарии. На семейном совете был выбран Tasis, расположенный в миловидном городке Монтаньола на италоязычной части Швейцарии, неподалеку от Лугано. Эмме самой хотелось бы учиться в этой школе. Ученики пятидесяти национальностей со всего мира, обучение на английском, помимо всех обязательных предметов, включая уровень первого года в университетах, четыре иностранных языка, фотография, театр, живопись, архитектура. А еще теннис, конный спорт… Конечно, такое образование выстилало дорогу для прекрасного делового будущего ее ребенка, какую бы специальность он ни выбрал. Он даже мог ничего особенного и не выбирать, а начинать работать переводчиком в какой-нибудь солидной компании.

Зимой, в конце декабря, она летала на свидание с сыном, и они проводили каникулы вместе в Италии или соседних странах.

Летом он прилетал домой на два месяца, и они посещали родственников, далеких и близких, летали вместе с Данилой Викторовичем в страны, прохладные летом. Как-то Эмма подумала, что даже если бы она не полюбила Данилу, то могла бы в него влюбиться только за одно его отношение к ее сыну.

Каждый раз, провожая его на работу, Эмма смахивала невидимые пылинки и целовала туда, где сердце.

Она каждый день возбужденно ждала его возвращения. Ей нравились совместные ужины и всегда интересные беседы. У них не было скучных вечеров, даже если они просто смотрели кинофильм… А ночи… То, чего она так боялась – что никогда не будет счастлива без Кирилла, – оказалось ее больной фантазией. Любящие сердца всегда находят эйфорию в телах.

Эмма впервые в жизни могла не работать – муж оплачивал все семейные важности и сверх того. Захотела получить второе образование психолога и изучить итальянский язык – супруг ее поддержал.

Она стала студенткой и частной ученицей по языку.

Ту замечательную квартиру с зеленым перламутром и всеми вещами Данила Викторович продал одному американцу, который щедро заплатил. Это было их совместное решение. Как только Влад переехал в итальянскую Швейцарию, они уже не хотели жить на Русановке… Только один предмет она захотела забрать с собой – люстру с желтыми маками.

По проекту ее мужа был возведен одноэтажный дом среди сосен на юго-западной окраине Киева. Маленький дом, как по меркам Украины для известного человека, всего на сто пятьдесят метров жилой площади плюс патио. Достаточный для двоих дом. Конечно, с определенными новшествами и изысками.

Возле дома тек ручей, и муж изменил его русло так, чтобы он затекал в патио под стеклянной крышей и дальше, развернувшись, вытекал наружу и продолжал естественный путь. В патио, размером со стандартную трехкомнатную квартиру, «тротуары» и площадки были выложены палубной доской, а в промежутках насыпана галька из белого каррарского мрамора. Здесь рос узколистый клен, плакучая рябина и голубая елочка. На одной из стен был организован вертикальный сад из мхов, плющей, колеусов и очитков. Вдоль внутреннего русла ручья были высажены цикламены всех оттенков – от белых до сиреневых. На берегу ручья росли папирус и кувшинки. В ручье жили три рыбы коуи, которым точно нравился местный биоценоз. Температура в патио не поднималась выше 15 градусов. Данила Викторович трудно переносил жару летом, и это было его излюбленное место для отдыха, поэтому посиделки в патио всегда сопровождались набрасыванием пледов или шалей на плечи.

Еще до того как была завершена внутренняя отделка, Эмма открыла в себе талант декоратора. В каждом европейском городе, который они посещали, она первым делом разыскивала «сундучные» рынки (слово «блошиный» она концептуально вытравила из своего лексикона), магазины старых и винтажных вещей.

Помимо того, что она покупала предметы, которые, скорее всего, были выпущены малыми или ограниченными партиями, а то и существующие в единичном числе, ее тешила мысль, что она платила очень малую цену за особенные вещи.

Например, ее значимым приобретением во Флоренции стал ореховый стол, которому свыше ста лет и который такой необычной конструкции, что вызвал восхищение с первого взгляда. Его столешница увеличивалась в размере за счет накладных досок, как у буклета, с той разницей, что две накладные сверху доски были половинками большой столешницы.

Когда она узнала, что стол на двенадцать персон в безупречном состоянии стоит всего пятьсот пятьдесят евро, ее радость затрепетала флажком на флагштоке.

В торговой палатке на небольшой площади поблизости от Санта-Кроче она нашла два старинных окна и балконные двери. На оригинальной деревянной раме в почтенном возрасте около пятисот лет был закреплен ячеистый метал типа свинцовой проволоки, а ячейки в виде кружков были заполнены стеклянными выпуклыми линзами желтоватого цвета. Эмма в тот миг поняла, что это ее момент истины и зона обеда будет перестроена в абсолютно итальянскую. Она даже увидела, как ее любимая люстра с желтыми маками переезжает в эту итальянскую столовую.

И муж без колебаний поддержал ее видение. Оставалось только найти перевозчика, что оказалось делом несложным. В их отеле консьержем работала украинка. Она-то и поделилась, как легко и недорого переправить даже крупные предметы в Украину: еженедельно ездят курьеры на микроавтобусах. Два евро за килограмм или как договорятся, когда груз большой.

Конечно, когда Эмма дозвонилась до курьеров и договорилась о доставке своих предметов, она зарезервировала еще местечко для орехового бюро с инкрустацией.

Они въехали в дом, как только была завершена чистовая отделка и установлены приборы первой необходимости.

Эмме так нравилось наполнять собой этот дом, что вместе с нанятыми работниками она мыла его после ремонтных работ, а в спальню она вообще запретила входить кому бы то ни было из персонала. Возможно, кто-то посчитает ее суеверной, но Эмма была убеждена, что столь интимное пространство должно оставаться недосягаемым для чужих глаз и прикосновений.

Теперь они жили в доме за городом и на занятия ее отвозил водитель. Встречал и привозил обратно.

Конечно, другие студенты глядели на нее, как на небожительницу. Она же нос не задирала, потому как помнила, откуда сама.