Гайя Азези - Чёрный мёд. Ты выбираешь свое счастье

Данила Викторович погиб на месте аварии, случившейся при странных обстоятельствах. Он был за рулем, хотя у него имелся водитель. Алкоголь в крови, хотя он не употреблял спиртное. «В чем же странность?» – спросите вы. А странность состояла в том, что он ехал по малой дороге через Музычи и на повороте у озера неожиданно появился трактор, в который автомобиль мужчины и врезался. Дело в том, что у Данилы Мережко в тех краях нет ни родни, ни знакомых, ни дел. А его туда почему-то занесло средь бела рабочего дня… Он явно куда-то спешил, потому как даже на сложном повороте не снизил скорость.

Расследование ничего не дало. Трактор с места происшествия удивительным образом исчез. А кто был за рулем – жителям деревни неведомо – какой-то чужой мужик…

Ее пригласили на опознание изувеченного аварией тела супруга. Лица почти не осталось. Ее поразил тот факт, что лучше всего сохранились кисти рук. Но пальцы стали равномерно черными, хотя еще было рано им так почернеть.

Ей хотелось свернуть траурные дни в тугой рулон и бросить его в топку. Она не могла слушать слова сочувствия и принимать соболезнования, хотя люди искренне переживали.

Мама Эммы слегла: очень горевала из-за гибели зятя. Женщина искренне привязалась к нему, хотя они мало общались. Ей было достаточно того, как расцветала ее дочь с ним, как много тепла он дал Владу. Эмма перевезла маму и отца пожить с ней в загородном доме некоторое время, пока все придут в норму.

Эмма почувствовала, что значит «мир опустел». Ей везде чудилась фигура мужа. Вот он склонился над чертежами. Вот он рубит дрова. Вот он сыплет перец горошком в маринад. Вот он садится в машину на пассажирское сиденье и машет ей рукой…

В одну из ночей после похорон ей приснился сон о том, что на пороге спальни стоит ее муж и говорит:

– Прости меня, Эмма! Я очень виноват перед тобой! Мне очень плохо!

Эмма во сне ответила ему:

– Я люблю тебя. Чем я могу помочь?

– Накорми меня!

– Какое блюдо приготовить?

– Не едой…

И исчез…

Эмма часто возвращалась к этому сну. Ей хотелось узнать, чем можно накормить душу покойника, если не едой…

Прилетевший из Милана сын старался согреть ее, насколько это было возможно.

– Мама, Данила Викторович стал твоей жизнью. Как ты теперь будешь без него? Может, переедешь ко мне? Купим квартиру. Можно у Милана, чтобы подешевле уложиться…

– Я подумаю об этом, Владик, чуть позже.

– Я с тобой, мама. Звони мне в любое время дня и ночи. Хорошо?

– Да, мое продолжение!

– Я пойду ужин готовить, ок?

– Да.

Она сидела молча в патио и глядела на игру рыбок коуи.

Вдруг – совершенно вне всякой логики – всплыла одна картинка из ее прошлого с покойным Кириллом, обычная для того времени: стандартная ситуация, когда он был в состоянии полного истощения от алкоголя, уже ничего не ел, но требовал совместных посиделок на кухне. Он просто выжигал ее мозг разговорами в то время, когда она смертельно хотела спать. Но всегда после этих разговоров он давал согласие на вызов спецбригады – выводить его из запоя, поэтому она сжимала остатки внимания в кулак и внимала его текстам. Как бы это ни было парадоксально, даже его пьяные разговоры можно было записывать и делать лекциями для студентов. В таком состоянии он часто выдавал инсайты и афоризмы. Она их не записывала, а наутро забывала… У Эммы болела голова от них, поскольку эти беседы давались ей насильно и она видела своего мужа в непотребном виде…

Так вот, в ту ночь Кирилл сокрушался о том, что перевод сказок «Тысяча и одна ночь» осуществлен с купюрами. Был только один «некастрированный», как он выразился, перевод в пятидесятые годы, выпущенный в белорусском издательстве, но столь малым тиражом, что сейчас его не отыскать.

– Эмма, нас обокрали! От нас ведь скрыли технику безопасности! Ты думаешь, «Тысяча и одна ночь» – это сказочки? Это инструкции «Как жизнь прожить в благости». Знаешь, что такое «в благости»? Это значит в благах от Бога. Потому что благо может дать только Он, – Кирилл выразительно поднял указательный палец вертикально, в сторону неба.

Эмма увидела себя со стороны, сгорбленную, подставившую кулачок под щеку, внимательно глядящую слипающимися глазами на мужа.

– Вот известно ли тебе, Эмма, что нельзя по малой и большой нужде под куст или под дерево ходить? А арабам было известно! Потому как под кустами и деревьями – дома джинов. Это как? Прийти в чужой дом и нагадить! Конечно, джины свирепели от возмущения и вдували таким людям болезни. Даже девушкам-девственницам.

– То есть можно заболеть женскими проблемами даже просто от того, что не в чистом поле, а под кустиком? – неожиданно для себя оживилась Эмма.

– Да, дорогая моя! Ну, этот секрет был вырезан из первой сказки. А сколько еще таких секретов по всему тому! Не выйди из дому, чтобы не открыть дорогу словами «Аль-Фатихи», не подписать контракт на торговлю, чтобы не призвать имя Аллаха!

– Что такое «Аль-Фатиха»?

– Первая сура Корана. Священного Корана.

Сложно было переварить несоответствие состояния Кирилла и содержания его текстов. Они не то что не вязались, они были в разных мирах и непонятным образом соединялись в этом разрушенном алкоголем теле.

Ей показалось, что это не она сжимает в кулачок свое внимание, чтобы не вырубиться, а он. Чтобы донести до нее что-то очень важное. А то не ровен час – не успеет.

– Известно ли тебе, уважаемая Эмма, что люди знающие кусок в рот не отправят, не призвав имя Бога. А почему? Ну спроси меня!

– Почему?

– Да потому, что эти рогатые-хвостатые только и ждут, чтобы плюнуть в рот человеку неграмотному, это как ядом сбрызнуть еду или питье. И будет человек вкушать еду не благословенную Создателем, а испорченную бесами. А потом, отведав ядовитой еды, разрешит языку молоть непристойности, хотя до этого не мог. А потом и свернуть на темную дорожку, хотя раньше туда не ходил. Мозги-то отравленные! А там глядишь – и воротья нет. Да и сами бесы-то, они поживятся от этого стола, что запрещено Создателем. Их еда – нечистоты и кости…

– А что ж ты, такой грамотный, сам не воспользовался тем, что мне говоришь?

– А я вот только сейчас понял… – выдавил Кирилл, раскачиваясь на табуретке, – вот мысли вслух печальные. Опоздал…

– Ну, может, время бригаду вызывать? – Эмма была больше сконцентрирована на обрыве запоя, чем на смыслах ночного вещания.

– Утром, утром. Утро вечера мудренее. А тебя мне жаль, красавица Эмма!

Эмма и вовсе проснулась. Она знала правила построения беседы, учрежденные Кириллом перед вызовом бригады. Она была обязана спросить «Почему?».

– Отчего же, Кирюша, тебе меня жаль?

– Нету у тебя пути! Вот детей в школе «два плюс два» учишь, а сама неграмотная. Сказки не редактированные не читаешь. Глядишь, и обошла бы все кордоны да ловушки!