Владимир Гарасев - Время мертвых героев

Проявлять инициативу ей категорически не хотелось.

Тот, кто ей нужен, должен сделать все сам. Просто взять то, что ему принадлежит.

То, что она для него уже приготовила…

Несколько секунд он ждал.

Потом улыбнулся:

– У меня есть еще одно предложение. Давай считать, что три раза ты уже отказалась, а я все равно настаиваю. На три отказа нет времени. В любую минуту может вернуться Хомяк. Он явно неравнодушен к тебе. И твое согласие может травмировать его психику. Он и так ходит к аналитику каждый месяц – видно, ему тут не слишком комфортно.

Этого она не ожидала. Так прямо… Конечно, он знает эти дурацкие игры в отказы. Но обычно их обходят негласно, делая вид, что поддерживают эту игру. Он хочет, чтобы она открыто капитулировала? Или… или это не предложение открытой капитуляции, а прямо противоположное – предложение встать над всеми играми, рядом с ним, на равных? То, чего не выиграешь ни в какую игру?

Давай просто обозначим сейчас: это место рядом с ним – мое! А потом, может быть, еще поиграем. Однажды снятая маска уже не обманет – но по-прежнему может развлечь.

– Хорошо. Поехали. Но хочу сказать, что тебе повезло. Я могла бы испугаться предложенного тобой социально-психологического стриптиза, и надолго отодвинуться. И пришлось бы тебе уговаривать меня не пять минут, а неделю. Что, если бы я отказалась?

Тушкан пожал плечами:

– Зачем? Все, чем тут можно развлечься, ты уже видела. И много раз видела раньше в Москве. Ты снова получила то, от чего и сбежала.

– Ты уверен, что я от чего-то сбежала?

– Мне так показалось. Ты сказала, что приехали сюда ради хорошей строчки в личном деле. Но еще я услышал и увидел много такого, что позволяет предположить – тебе не нравилось то, что у тебя было. И еще – что ты что-то ищешь.

– Ищу? Что?

Тушкан пожал плечами:

– Не могу сказать сразу. Возможно – ты пока тоже не можешь. Но… человек – естественное существо. Он фиг знает сколько миллионов лет жил в совершенно иной среде, чем та, где сейчас живем мы. Наша жизнь искусственно сконструирована. Да – сконструирована очень качественно. Все, что мы знаем с детства – в ней у нас есть. Но мы знаем только то, о чем нам сказали родители, воспитатели и учителя. А они сказали только о том, что есть в ожидающей нас жизни. Эта циклическая ссылка делает множество людей совершенно счастливыми. Но наше подсознание знает что-то еще…

Он замолчал.

– Что?

– Что-то такое, что психоаналитики, которые занимаются нашей тонкой, ранимой и требующей неустанной заботы психикой, называют темной стороной, инфернальностью, животными инстинктами и так далее. И стараются не анализировать это. О чем не говорят – того нет… Но они знают – ибо это не тайна, и чтобы ее узнать, надо просто читать книги – что человек по-прежнему то древнее существо, которое работает по программе инстинктов. Они знают, что все наши удовольствия – это награда от инстинктов за то, что мы выполняем их требования. Просто иногда инстинкты можно и обмануть. Та сказать, делать все с презервативом: кайф есть, последствий нет…

Неожиданная мысль вдруг пришла ей в голову. Нет, конечно – это только совершенно случайная мысль. Или совершенно случайных мыслей у людей не бывает?

Она усмехнулась:

– Первобытный способ обмана. Не люблю презервативы.

Он кивнул, но не улыбнулся в ответ.

– Так вот: иногда можно обмануть инстинкты, и взять кайф, а то, за что он дается – не сделать. Но не всегда… Для чего женщины продолжают заводить детей, если вместо алиментов, которые дискриминировали бывших жен небогатых чуваков, платится пособие из госфонда, всем одинаково, и нет никакой возможности заработать на ребенке богатого лоха?

Она пожала плечами:

– Наверное, именно потому, что человек на самом деле – все то же древнее существо с древними программами. А не искусственный клон из прикольно-ненапряжно-секс. И если уж в нем включилась серьезная инстинктивная программа – он напряжется, но выполнит ее.

Тушкан кивнул:

– Вот именно. Если серьезная – напряжется, но выполнит. И никакие игрушки ее не заменят… Сможете прийти в восемь в гараж, двадцать второе парковочное место?

В гараж?

Честно говоря – она ожидала, что он за ней зайдет.

А впрочем – так лучше. Такие, как Тушкан, за телками не бегают. Кто бегает – ей давно не нужны. К тому, кто нужен, приятно прийти самой. Если не домой, так хоть на парковку.

– Смогу. Но почему в гараже? Не в фойе, например?

– В фойе вечно кто-то сидит. А я предпочитаю не афишировать личную жизнь – ни свою, ни тех, кто любезно ее со мной разделяет.

Интересно…

Не интересно. То есть, очень интересно, конечно. Но спрашивать она не будет. Она сняла маску, и показала: я претендую на то, чтобы быть на твоем уровне. Теперь маску можно снова надеть. И разыграть безразличие. Типа, плевать она хотела на его тонкие и сложные обстоятельства.

Не лишать же себя всего того кайфа, что эти дурацкие игры дают!

На двадцать втором парковочном месте стоял мотоцикл.

Настоящий мотоцикл. Она никогда не интересовалась в мотоциклами. Ездила пару раз пассажиром когда-то в студенческом детстве, и только. Но отличить мотоцикл от мопеда, конечно, могла. А в этом городе она не видела мотоциклов – только мопеды. Настоящий мотоцикл показался очень большим, серьезным и немного страшным. Страшным – но классным. Потому что приятно, когда у тебя что-то серьезней и больше, чем у других.

– Добрый вечер, леди, – Тушкан улыбался; видно, ситуация весьма развлекала его.

Она хмыкнула, изобразив очень легкое возмущение:

– Ты не сказал, что мы поедем на мотоцикле, чтобы выкатывать проблемки постепенно, по мере моего согласия с предыдущими?

Тушкан кивнул:

– Да – с одной стороны. С другой – юные леди, привыкшие получать от жизни приятные сюрпризы, обычно относятся к сюрпризам положительно.

Она еще хмыкнула, посмотрела на лежащий в сетке на багажнике шлем – второй висел на руле:

– Мне это надеть?

– Желательно. В городе нет полицейских на мотоциклах. Гоняться за нами некому. И почти нет улиц, по которым хотелось бы с кем-то гоняться – асфальт слишком плохой. В любом случае, несколько баксов решат проблему – тут живут небогато. Но разумные девушки не ездят без шлемов.

Она взяла шлем из сетки, и осторожно надела.

Посмотрела в зеркальце на руле – как это выглядит?

– Шлем украшает леди, – сказал Тушкан, – особенно, есть есть, что украшать.

Издавать тот же звук в третий раз ей не хотелось, и она молча пожала плечами.

– Я застегну, – сказал Тушкан.

Она повернулась к нему.

– Подбородок чуть вверх… вот так… очень хорошо… Очень…

Он оказался совсем рядом с ней, его руки – совсем рядом с ее лицом. С ее губами… Его замедляющийся к финалу фразы голос, говорящий про «очень хорошо», так и остался звучать в ее восприятии. И тогда она почувствовала: появилась теплая волна изнутри, и стала куда-то сносить.