Владимир Гарасев - Время мертвых героев

Она очнулась:

– Что вы сделали?

– Кабул захватили. Опа! Кабул, круто! В «Глобал Страйк». С Лысым! А Лохматый все такой: не возьмете, не возьмете… Я говорю: Лохматый, все будет круто! Возьмем! Он такой: да не, да ты чо, ты не сможешь против компьютера, у тебя такой рейтинг… Я такой: Лохматый, у меня больше твоего рейтинг! Все будет круто! Он: да не, да не… Я говорю: давай, если захватим, ты пострижешься. Наголо. Будешь Лысый-два. А то уже надоели твой кудряшки крашеные. Ты уже полгода кудрявый. Он: да ты чо, типа… Ну, договорились, что если захватим, он перекрасится… Слышишь?

– Слышу.

– А чего не спрашиваешь – в какой цвет?

– Я знаю. В радугу. С голубой челкой.

– Да ладно! Его в таком виде в проходную не пустят! Ну, можно в белый. Или в седой… Да он уж всякий был, ему уже красится не во что… Шесть часов! Прикинь! Шесть часов!

– Что шесть часов?

– Шесть часов брали Кабул! После утренней планерки как сели… Устали – не поверишь как! Хорошо, домой было скоро идти… Завтра скажу: типа, Лохматый, думай, во что будешь перекрашиваться! Точно! Завтра скажу: Лохматый, думай, во что перекрашиваться будешь!

Отчего так хочется спать?

Может оттого, что эти двое на той неделе брали Багдад, а до того еще Дели, а еще до того…

– Ты извини. Мне вставать завтра рано. Меня на дачу пригласили.

– Да? Кто?

– Ты его не знаешь.

– А… а что на даче?

– Снегоходы.

– А! Снегоходы – круто!

– Круто. Ты извини. Спать очень хочется.

– А… ну ладно тогда…

– Ты не обижайся. Я тебя чмокаю и поздравляю с победой. Ты у меня крутой. Звони…

Дели… когда они его взяли? На прошлой неделе был Багдад. Об этом ей тоже рассказывали. Дели – на позапрошлой…

Почему она вспомнила? Обычно она не помнит, что он говорил минуту назад.

Потому что совсем перед этим в Дели было два попадания. Говорят, ракет было больше, но почти все сбили. Прошли три. У одной возникли проблемы с наведением, и она ушла куда-то за город. Попали две. Что-то около тридцати килотонн суммарно. С соответствующими результатами. А на следующий день эм-чэ-эсовскими самолетами эвакуировали все российские офисы. Туристов там давно нет… В конторе, конечно, все сразу узнали, что их делийский офис эвакуирован. Важная новость! Ведь всех этих людей компания должна трудоустроить. Обсуждали весь день – кого куда назначат, кого передвинут… Вот эти глобалстрайкщики и решили взять Дели. Непосредственная детская реакция на ситуацию. Весь мир – погремушка…

Как от этого устаешь! Хорошо, что в разговорах с ним не надо много говорить самой. Достаточно делать вид, что слушаешь. Вникать не обязательно. Он говорит примерно одно и то же. «Глобал Страйк», кто во что покрасился, татушки, пирсинги… Интересно, кто из них первым сделает пластику – он, Лысый или Лохматый?

За третьим голосом тоже была тишина. Только теперь уже полная.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Я… я слышал, что ты уезжаешь.

– Да. В Африку. Типа, пальмы, бананы и все дела.

Перестань. Нечего над ним смеяться. Он не красится и не играет в «Глобал страйк».

– Ты мне не сказала…

Вот уже и чувствуешь себя виноватой! Не сказала. Забыла. Она вообще редко о нем вспоминает. Он всегда звонит сам…

Неужели ты не можешь уделять ему побольше внимания? Понятно, что не хочешь. Понятно, что он тебя не заводит. Но ведь он нормальный человек. Хотя бы из уважения к этому…

– Извини. Закрутилась. Я сама только сегодня узнала. И… там… там зона «В», я немного волнуюсь… Завтра на тренинг поеду – разбираться, что там и как.

– А… это реально опасно?

Она сделала небольшое усилие, и рассмеялась:

– Да нет, это формальности. Надо же каждому месту присвоить какую-то категорию безопасности. Африка – это точно не «А»… – она снова засмеялась, – хотя точно «А» с другой стороны… И не «Б», потому что «Б» – это только крайний юг Африки, там уже давно все стабильно. То есть, надо присвоить какую-то другую букву, а следующая буква, если не ошибаюсь – именно буква «В»…

Ответом ей было молчание.

Начинается…

Давай сама.

– Что у тебя нового?

– Да так… ничего…

– В клубы ходил?

– Да нет…

– Играл во что-нибудь? У нас в отделе обожают «Глобал Страйк».

– Да я как-то… не играю… то есть играю, но редко…

Снова молчание.

Блин!!!

Молчание.

Молчание…

– Ну приезжай давай! Слышишь? Приезжай! Только не молчи, блин! Приезжай…

– Сейчас?

– Да. И побыстрее. Я завтра с двенадцати на тренинге. Сможешь приехать прямо сейчас?

– Конечно…

– Давай. Пробок уже нет. И лучше вызови такси. Пятнадцать минут прождешь, зато доедешь быстрее, чем сам.

Можно было не уточнять, что «чем сам»…

Он не заметил. Он сейчас радуется, что получил, что хотел, и не надо больше молчать и мяться, чтобы в сотый раз напроситься потрахаться.

– Я сейчас…

– Давай. Я жду.

Тишина.

Тишина, тишина, тишина.

Здесь южная окраина Новой Москвы. В десять вечера на улицах никого. Редкая тачка проедет – и снова тишина.

Даже в ушах звенит…

Она постояла посреди кухни, посмотрела вокруг.

Прощай, место, приютившее ее на полтора года! По возвращению она снимет другую квартиру.

Прощай, бывшая в эти полтора года жизнь!

Но был еще один номер, по которому она должна была позвонить.

Этот звонок она откладывала на потом. Ей хотелось позвонить. Пожалуй – очень хотелось. Но странное, скверное чувство появлялось у нее тем больше, чем ближе был этот звонок. Чувство потери. Оно всегда было. С самого начала, едва она познакомилась с этим человеком.

Она набрала номер.

Он ответил. Разумеется, тишина. Он живет один. Телевизора у него нет.

– Слушай… Я хочу тебе сказать… Я уезжаю. Надолго. Буду работать в нашем центральноафриканском офисе. Года два, наверное. Больше не надо, это просто для красивой строчки в личном деле. Но два года я буду приезжать только в отпуск.

И почувствовала – на глазах появляются слезы.

– Но ведь будешь? Два раза в год? Так ведь?

…которые он услышал…

– Буду. Два раза в год. Как только смогу.

– Это целых четыре раза по две недели. Это не так уж и мало.

– Две недели в полгода – это не мало?

– Это даже много, если подумать, сколько людей много лет не имеют ничего, на что действительно хочется потратить время. Если у тебя есть хоть что-то – ты уже богата. У большинства нет ничего.

«…что самое главное? Что надеяться не на кого…»

– Да. Ничего.

Она замолчала.

Потом сказала:

– Ты извини, что я не приеду к тебе перед отъездом. От меня сейчас радости мало. Буду сидеть и распускать сопли. Давай лучше я приеду через полгода, – она усмехнулась сквозь желание заплакать, – типа, загорелая, веселая и очень довольная… довольная, что у меня целых две недели в… в полгода…