Виктор Девера - Храм любви. Книга пятая. Исход

Нет, она никогда себя дурнушкой не считала. «Значит, что-то другое, – решила она. – Да, кажется, он говорил о душевной привязанности, и это ему, видимо, мешает». Ища спасительный ковчег этой патовой ситуации, она наконец нарушила молчание и стала рассказывать:

– До последнего времени мы жили с братом. Он до конца жизни тоже веровал и служил богу. Оставаясь святым праведником, был ангелом-хранителем для меня. Вы сейчас живете в его комнате. Когда он был рядом, мне было спокойнее. Он не давал меня в обиду ни в школьные годы, ни после. В юности я была белой вороной. Поцелуй с парнем в школьные годы вызывал у меня брезгливое чувство, и я никого к себе не подпускала. Когда его знакомый стал ухаживать за мной, я на него поначалу не обращала никакого внимания. Когда его провожали в город на учебу, мы после застолья долго играли в хоровод и ручеек. Тогда он из всей компании постоянно выбирал меня, а потом танцевал, и в конце вечера мы пошли прогуляться на речку. Он искупался, а потом побежал в лес и нарвал мне цветов. Идет и несет цветы, и гляжу я на него, а он такой слаженный и как будто светится каким-то божьим светом, по мне искорка пробежала. Я прониклась женским чувством. Так началась любовь. Мы уже договорились о свадьбе, но судьба не сложилась. Его забрали на службу. Я в своих фантазиях видела уже наших детей, лелеяла их и радовалась будущей жизни. Дьявольский рок оборвал мои фантазии: он не вернулся с Афгана. Получив печальное известие, я впала в отчаяние и в горе наложила на себя руки, но меня спасли. В душе наступила полная пустота и одиночество. Благодаря сочувствию знакомой старушки я вернулась к жизни.

Она говорила, что если бы из-за каждого мужчины, погибшего на войне, их любимые женщины кончали с собой, то в тылу было бы больше трупов, чем на фронте. В общении с ней я поняла: в любви нельзя опускаться до смерти. В этой жизни нужно оставаться ее творцом, а не ее жертвой. Она приобщила меня к Богу, и я, как и она, стала служить ему. Служа ему, и до сих пор сохраняю любовь к своему суженому. Каждый день я стараюсь выходить в семь часов на улицу и около часа дарю его памяти. Мы в это время с ним обычно встречались. В это время и сейчас я ощущаю его поцелуи на себе. Мне кажется, что я все еще жду его, как в стихе «Жди меня» Симонова.

Когда я прихожу на его могилу, то стоит мне прикоснуться к его кресту, как мне кажется, что его душа в его обличии выходит из могилы и является предо мною. Он садится на свое надгробие и начинает со мною вести душевные разговоры.

– Ты, – говорит, – поставила мне крест с душой, поэтому тебе стоит коснуться его, и моя душа является к тебе. Она не улетела на небеса, она будет всегда рядом с тобой. Души любимых всегда остаются с душами любимых ими.

Арабес выразил что-то вроде удивлений, но она продолжала:

– Это действительно так. Мыслями о нем наполняется вся моя жизнь. Для некоторых все это странно, но я ничего с собой поделать не могу и, похоже, уже никого не смогу любить кроме него, так как думаю о нем как о живом. Это была моя богом посланная половина, и другой половины в этом мире для меня больше нет. Бог двух половинок своим любимцам не дает.

– Выкинь эти мысли, у тебя все еще впереди. Бог за такую любовь к нему все, что попросишь, даст. Ты настоящий ангел, нужно только расправить крылья. Не думай о счастье в каком-то божественном будущем, живи настоящей, и только настоящей жизнью. Заставь себя полюбить человека, который мог бы быть с тобой всегда. Я не тот, кто тебе нужен.

Я тоже был в Афгане, выжил, но души твоего погибшего возлюбленного во мне нет. Ты не вздумай фантазировать по этому поводу. Многие из нас-погибших просили отлюбить и за них. Наказ вроде бы святой и как долг, но уместен ли здесь и с тобой? Как же можно себя заставить любить нелюбимую даже во имя долга военному братству?

– Молча, стиснув зубы, если считать, что долг платежом красен, а тем более военный.

Ее ответ его обескуражил, и он не знал что ей ответить, а она, усмехнувшись, посмотрела на него, поднявшись, отошла.

– Да, жизнь не похожа ни на мои, ни на твои фантазии. Если это так, то…

Она перебила его:

– Бог если есть, то он должен по желанию каждой невесты погибшего солдата дарить души погибших живым их собратьям, и даже их чувства.

– Выходит, ты уже начала сомневаться в его существовании. Иначе получается, что каждый выживший солдат должен иметь как минимум две души? Неужто предполагаешь – нам, выжившим мужикам, жить разделенными на несколько душ? Они же его разорвут на части.

– Есть же полигамная семья, так почему же не может хоть на время быть полигамная душа, чтоб вдовы не мучились хоть иногда?

– Душевный гарем кормить в себе не каждому по карману, и не грехом ли это будет?

– Если это будет за себя и за того погибшего парня божьей наградой, то может быть и честью, без душевных мучений и затрат. Пусть это будет жизнью во благо, чтобы такие, как я, не мучились переживаниями по поводу погибших возлюбленных.

– Ну, вот ты и сама изменила своей вере, – с усмешкой отвечал он. – Своего бога придется забыть и поклониться другому богу, который будет заботиться о душах погибших, чтоб они попали в безгрешные тела. Души погибших во имя живых становятся святыми, и в какое живое тело они переселятся, ему должно быть все равно. У нас после всех войн должны жить одни душевные монстры с душой своей и еще святой, и не одной. Выходит, и с женой надо будет жить, и уметь налево ходить, чтоб в грехе не жить. Души ревновать же друг друга будут.

– Настоящий бог должен заботиться о теле, чтоб в нем души не бунтовали и порядок знали.

– Тогда надо будет признать, что тело создано наподобие русской матрешки, а не по его подобию, или не у всех. Ту плоть, которая находится ниже шеи, нужно уже не убивать, а уметь дарить – она, видимо, богом для этого и создана. Чем больше она будет в состоянии удовлетворения, тем выше будет гармония плоти и духа и ближе к счастью, а значит и к богу, будем все мы. Духовное оскопление, как и физическое, может иметь только один смысл – кары. В данном случае тебя карать – значить богу грех на душу брать. Пусть избавит Господь таких от всех мучений и даст любви.

Тут он обратил внимание на шкаф, что стоял у стенки рядом, и увидел на нем несколько деревянных, художественно разрисованных в русском стиле витязей. Они стояли ровным рядком, с копьями, щитами и в шлемах. Посередине этого ряда находилась картина богини любви.

– Красивые фигурки и хорошие защитники богини. Целая божья дружина.

– К сожалению, не защищают и никого не пугают, только красотой своей привлекают.

На красоту этой дамы не реагируют, как и вы на мою. Вы чем-то похожи на них, тоже, как они, чего-то боитесь.