Виктор Девера - Храм любви. Книга пятая. Исход

Такого напора от этой божьей коровки он не ожидал и думал, что же это все значило. Находясь в обостренной обстановке с местной административной мафией, он не знал, чего ожидать, и никак не хотел ее обидеть. Она, видя его некую молчаливую растерянность, решила его успокоить.

– Да, отдаться не по любви – значит взять на душу грех, – подтвердила она начатый ранее разговор. – В греховном теле не может быть чистой души. Святое дело требует святости во всем, тем более когда служишь богу. Вот вам я готова отдать себя всю оттого, что нравитесь, и это тоже посчитаю святым делом. Однако вас я не интересую, видно, я очень стала непривлекательна и любви не вызываю, а без взаимной любви порядочный мужик, как и я, грех на душу брать, поэтому, не будет. Или бога все-таки боитесь?

– Да нет, я другого боюсь, а у тебя с красотой все в порядке. Дело не в тебе, а во мне и ситуации, в которой я нахожусь. Для меня взять святое тело и сразу его душу – это все равно что украсть чужое счастье, как вещь, которая мне совсем не нужна. Отдать свое тело без души – это тоже должно быть грехом. Тела без души на земле не бывает. Делить, разрезая себя на части, – это значит получать не удовольствие, а боль. Другой вселившейся в меня души пока не чувствую.

– Жалко, – произнесла она с сожалением.

– Тебя же христовой невестой зовут, и делить свою душу между Богом и мужчиной тоже, наверно, грехом для тебя станется. Это хуже, чем разделить душу между двумя возлюбленными, но это скорее ко мне относится, а не к твоей вере. Хотя если возлюбленный тебе заменит бога, то любой грех святостью может стать, но для него ли? Только, по писанию, святой дух Христа зачат тоже был не по любви, а по здравому смыслу, да еще с мужней женой, когда свободных было море, и святой девственницей ее как-то сумел оставить. Зачал и забыл – и вроде как во благо и спасение этого мира сотворил, но мир-то пока от бед не спас.

– Вы меня тоже не спасаете, хоть, наверно, и к святым себя не относите, но почему не можете сделать жертвенный шаг во спасение? Может быть, Богом моим после этого станете? Скорее, боитесь женщин, они ж и родить могут, а этого мужчины боятся больше всего, перед богом или совестью ответственности нести не хотят. Только на разделение души пенять не надо. Мне так ваша душа не нужна, я сама жертвенница и сама душу свою вместе с телом готова отдать, хоть на мгновенье, но только в хорошие руки, и делить, разрывать чужую душу не собираюсь. Понравились вы мне, и все тут.

Она вновь прижалась к нему и, будто обнимая его руку, продолжала молвить:

– Мир этот, какой бы он ни был, только мы, женщины, не исправим, но счастье один другому подарить может. Если он действительно погряз в грехах, то бог все исправлять не обязан. Все лучше будет, если мы против воли своей святой идти не станем, то духу, и телу, и божьему промыслу противоречить не будем, если социальному злу торжества не допустим.

Эти ее слова задели его, будто в них прозвучала молитва к действию, но все было как-то не так, как делалось у простых грешников, где страсть не вымаливалась, а разжигалась. Она же продолжала, как за упокой, уговаривать его, будто вымаливая снисхождения:

– Последствий можете не бояться, я сама своих детей теперь уже, наверно, иметь не смогу, мой организм отравлен химией. После смерти своего суженого работала некоторое время на химическом предприятии и попала в аварию, теперь могу родить только больного или дитятю-урода. Родить и заставить человека мучиться на этой земле – значит тоже взять грех на душу. Чтоб не жить в одиночестве, я воспитываю ребенка, взятого из детского дома. Воспитать дитя – это все равно что топтать дорогу к богу, в вечность, в будущее. Это наше женское святое дело и счастье.

Тут она среди строя своих витязей достала тетрадку, полистав ее, открыла среди других стихов стих «Женское счастье» и стала читать:

– «Темная ты личность, Светлана», – сказал бы я тебе, если б не последнее обстоятельство. Чтобы одинокой женщине в наше тяжелое время взять на воспитание ребенка, нужно иметь как минимум не только геройский характер и святую душу. Непорочной божьей овце разве это под силу? Более того, ты хочешь сказать, что в этом счастлива.

– Все мы овцы божьи, и он наш пастух, – отвечала она, начиная снова накрывать на стол.

Он остановил ее, сославшись на то, что она его уже накормила. Тогда она достала вина, налив себе и ему. Они выпили, а он утверждал, продолжая разговор:

– Вот и хозяйка ты хоть куда. Не понимаю, почему божьим угодникам на этой земле бог полного семейного счастья не дает? Если бы у каждого из нас за спиной был такой мешок добра, как у тебя, мир стал бы намного прекрасней. Только такой мешок добра не может заменить мешка денег и его не передашь по наследству, как и права на сладкую жизнь не купишь.

– Сатана правит миром, от этого и все беды мирян православных. Не только любить, но и рожать на этой земле скоро не от кого будет. Все пьют, курят, колются, детей бросают и в бога не веруют. Не только вырастить ребенка, но и родить сейчас сложно. Дать образование и воспитание, когда работу найти трудно… Ребенок становится просто роскошью, и не только для одиночек. За грошовую зарплату и такую же подачку от государства на рождение и воспитание молодухи рожать не рискуют, да и рожать скоро неспособны будут. Однако только вырастишь, дитятю сразу родину защищать заберут, а родина что для воспитания делает? Вот мне и защитник, и собеседник нужен. Каждая для своего продолжения потому хочет иметь только одного, и то когда в тираж выходит и смысл жизни уже теряется Я тоже живу сыном и надеюсь на божью милость: как-нибудь выращу.

– Бог-то бог, да сам не будь плох, – выразился он в подтверждение ее слов.