Дмитрий Пименов - Гавриил. Только ветер

– Тише, ты пока отдохни, а мы что-нибудь придумаем. Да, ребята? – спросил тот у публики. Тот, кто сидел справа: тощий мальчик с длинными черными волосами и смуглой кожей; заскандировал, – Мы должны это прекратить. Построить план. Спасти друга. – эти дети такие наивные, – Раньше водили туда один раз, так, Вик? – тот кивнул (или сделал что-то похожее на кивок), – Так потребуем, чтобы снова сделали так. Они ведь высосут из него все соки, – обратился тот к публике. – Когда это началась, ты помнишь? Потому что мы поначалу не замечали, уж прости нас, Вик. Была бы с нами Алиса, она бы все заметила, – Мальчик замер. Все затаили дыхание. Потом продолжил. – Она бы помогла, всегда помогала. Крамор на него задумчиво посмотрел.

– Эт-то началось… – пытался выдавить из себя Виктор.

– Так, отойдите, ему покой нужен, и мы отойдем. – оборвал Крамор лежащего. Затем погладил его волосы, знал, что Виктор не любит это и все равно сделал. Юмор всегда лучшее лекарство. Хоть и специфический. Тем временем двое отошли к столу, который стоял в углу, совсем одинокий и покинутый.

– Саш, ты извини, конечно, но она пробыла то тут две недели, – прошептал Крамор собеседнику.

– Слуша-а-ай, – растянул тот, – давай без этого, а. Она ж была нашей радостью, ты сам говорил. Кто тебя читать научил? А писать, а? А кто научил меня играть на пианино? Кто это, интересно знать, веселил детей? Уж не какая-то рыженькая зеленоглазая девушка?

– А ты не маленький ли, чтобы различать симпатичных и не очень? – ответил тот.

– Мне скоро восемь будет. Это ты у нас сопляк. – ответил Александр.

– Замолчи ты. Давай лучше придумаем, как их умаслить. Может согласятся, может – нет. Но попробовать стоит. – попробовать и правда стоило, ведь когда Виктор не лежал мокрым комком бумаги, то веселил всех: на этаже находились и те, кому стукнула за двадцать, и те, кто только пошел в школу, но с десяти до восемнадцати лет здесь никого не было.

– Подожди. Не надо подлизываться. Просто пойдем и поговорим с ними, как мужчины с мужчинами.

– И с тем черным?

– Ну, если только его не будет. – ответил Александр. – Подождем немного и пойдем.

– Нечего ждать, айда-а-а. – предложил Крамор, тому ничего не оставалось.

Они двинулись к двери, по пути пожелав Виктору здоровья и благополучия в семейной жизни (очень смешно, Саша). Александр помялся возле двери, как полагается, он же ребенок, Крамор открыл дверь. Посредине холла не было никакой комнаты, так что с поста мед. сестры можно было видеть все двери в комнаты, находившихся на этаже. Они решили, что идти прямо и достойно – самый верный вариант, чтобы попросить об одолжении, пусть взрослые видят, что с ними разговаривают не черви, а люди. Темнокожий мужчина еще не ушел: сидел за стойкой и трепался с мед. сестрой. Он увидел двоих мальчиков, замолчал: направляются к нему. Ему это показалось странным, потому что дети всегда старались обходить его стороной, такое уж у него к ним отношение.

– Мне кажется или вы и впрямь с гордо поднятыми головами идете прямо на меня? – весело спросил мужчина, мед. сестра увидела его злостную улыбку, испугалась, ведь мужчина был жесток с детьми даже для этих мест. Очень жесток.

– Перестань мучать нашего друга, раб! – обратился к нему Крамор. Мед. сестра еще больше напряглась. – А ни то я тебя заставлю вновь увидеть лицо своего отца!

– Фотографии у меня остались, так что все это тупо, понял? – сказал темнокожий. – Тебе все неймется, еще раз такое повторится, маленький скот, ты больше не увидишь своего друга.

– Хм. – мальчики уже подошли на расстояние вытянутой руки к посту. – Ты знаешь, что такое фотографии. Надо же!

– Саша, перестань. – ткнул его в бок Крамор.

– То-то же, учишься быстро. Так про какого ты друга говорил? – мужчина хоть и был тираном, но отнюдь не глупым и отличал детей, которые будут тебя слушаться всю жизнь, от детей, которые вырастут в монстров и съедят твою голову. Поэтому старался быть мягче с Крамором. Сдерживался.

– Про Вика. Виктора. Беленький такой. – спокойно ответил Крамор. – Последние пять месяцев ты его просто затаскал. А сегодня он вообще раскис. Хватит. Слышишь?, – и никого из них не удивило, что его напарник отсутствовал: палату посещали двое.

– Мальчик мой, это не твое дело. Ты не ребенок больше. Ты яблоко, ты и твое окружение. И сколько мы захотим, столько будем выдавливать из вас сок. – с улыбкой промолвил темнокожий.

– Вы? Ты-то как к этому относишься, – Александр усмехнулся, потом смутился. – Артур, ты всего лишь таскаешь детей туда-сюда. Ой, прости. Самых важных детей. Это ж такая привилегия. – мальчик воздал руки к потолку.

– Заткнись ты, щенок. Ты! – он указал на Крамора, – заткни его или придется мне. – не пришлось.

Сзади на цыпочках подкрался напарник Артура и Александр почувствовал, как его плечо что-то укололо. Все его мысли сомкнулись на желудке. Его опять будет тошнить весь, это так невыносимо. Успокоительное для его организма, как слабительное. Только все выходит не из той-самой-штуки.

– Саша! – вскрикнул Крамор и обратился к подошедшему сзади мужчине, – ах ты трусливая собака, крыса тыловая, да я тебя на ремни порежу! – начал кулаками его, санитара, бить. Но тут сзади его обхватили две руки, «крыса тыловая» достала укол, – Рабы гребанные, раб… не лезь… а-а. – но напарник Артура сделал свое дело. Скандалы здесь можно было решить только одним способом: вовремя их предотвратить, иначе дети будут думать, что у них есть свобода слова, мысли и воли. Что и пытались отнять у них все эти люди. Подавить их волю, подчинить детей себе…

Прошли четыре часа.

– Эй, просыпайся, обедать пошли, – дергал Крамора мальчик. – черный ушел. Все хорошо. И полете-е-ели…

– … Врагов своих сотрем в порошок или зароем у е-е-ели, – продолжил просыпающийся, улыбнулся, встал. – Саша блюет, да? – мальчик кивнул. – Ох уж эти практичные неженки. – Но Александр не был неженкой, просто он любил пианино, которое стояло в общей комнате и открывалось только для тех, кто умеет играть (глупо, не правда ли? Персоналу это казалось забавным), любил писать стихи, сочинять песни, которые они пели в своей комнате. Только Виктор никогда не пел, он щелкал пальцами и танцевал, либо набивал ритм на изголовье кровати. Вот и эту песенку сочинил Александр.

Хоть их круг и состоял из трех человек, и всегда они были «вышкой» компании, в столовой приходилось садиться по четыре человека за стол. Поэтому во время завтраков, обедов и ужинов с Крамором, Виктором и Александром сидел вечно ноющий о своих проблемах Дмитрий. В общем-то все у него было хорошо, только он не хотел отпускать свою прошлую жизнь, еще бы: ему было 23, и жизненного опыта у него было гораздо больше, чем у остальных. А значит и проблем. А значит и поводом для жалоб на жизнь. Вот и сегодня он вновь сел с ними. Ему можно было доверить все тайны вселенной, он бы все равно никому ничего не рассказал, потому что плохо соображал и иной раз ему приходилось показывать, как держать книгу. Зато он был спокойным.