Андрей Филатов - Записки о музыке, спорте и спирте

Рисуя в своем воображении картины предстоящих боевых будней, я все четче пытался представить, что на самом деле ждет меня в недалеком будущем, чтобы хоть как то подготовиться к испытаниям и встретить их наиболее достойно. Как в последствие оказалась, мои ожидания полностью не совпали с реальностью, но от этого служба моя не стала менее унылой и запоминающейся.

Ровно через три дня за нами приехал «покупатель» – так называют наставников-офицеров, что забирают из распределительного пункта призывников и сопровождают их в расположение части для прохождения будущей службы. Мы сели в поезд, и он унес нас за горизонт в военный город с противоречивым названием Мирный в Архангельской области. Там нам предстояло пройти курс молодого бойца и полноценно влиться в ряды Советской (тогда еще) Армии.

Вступив с поезда на Архангельскую землю и вдохнув чистого таежного воздуха, мы, гонимые морозом, проследовали в учебку, где из всех окон этих огромных корпусов на нас глазели бритые ушастые головы наших предшественников, призванных неделей или двумя ранее. Самые отчаянные пытались нам что-то кричать и изобразить пантомимой все наши предстоящие трудности существования, искусно обрисовав на шее воображаемую петлю и дернув руку кверху. Увидев их исхудавшие лица с глуповатым выражением, мы охотно верили, и от этого мороз нам казался еще сильнее, потому что страх уже влез под нашу одежду и вплотную поселился в сознании 18 летних мальчишек.

Первая же ночь в казарме показала, что наше пребывание здесь не будет томным. До утра мы отрабатывали команду «ровняйсь-смирно». Вроде бы все просто, но к концу третьего часа многие не выдержали и наши ряды стали редеть, потому как то и дело из них кто-нибудь вываливался и падал облеванный без памяти. Меня спасло только то, что за секунду до падения пришел какой-то армянин в спортивном костюме, и задал всем нам риторический вопрос, поправляя при этом свои пузырчатые на коленках треники. Спортсмен молвил сквозь зубы: «Каратисты есть?». Да-да, дорогой читатель, возможно этот вопрос вызовет у тебя недоумение или улыбку, но хочу напомнить, что в те суровые годы занятие каким либо из единоборств было в «меню» практически каждого пацана, что хоть изредка выходил во двор погулять, иначе там просто нечего было делать, не говоря о том, чтобы совершить променад по территории чужого района и остаться не покалеченным. А посему вопрос представителя армянской диаспоры был для нас вполне нормальным и даже вызвал понимание у определенных смельчаков, которые ответили на него громким и звонким: «Так точно!!!!», сделали шаг вперед из строя, за что незамедлительно огребли по соплям и полегли первыми, сраженные не то маваши-гири, не то чем-то подобным. Я тактично промолчал, хотя навыки боев в кимоно у меня были, пусть не самые выдающиеся, но и эти свои секреты я не спешил раскрывать, дабы оставить хоть какие-то козыри в рукаве и применить их, когда возникнет необходимость.

Добравшись до кровати, я упал в нее по команде «отбой», но расслабиться не успел, так как эта команда звучала еще добрых пол часа и мы спешно прыгали как кузнечики, поднимая боеспособность нашей Родины до немыслимых высот, культивируя в себе устойчивое желание уронить кирпич на голову старшины и покончить с этим издевательством разом.

Когда казалось бы все утихло и мы старались не издавать ни скрипа, чтобы опять не встать на тропу войны, в зловещей тишине прозвучал голос сержанта Лебедева: «Герои!!!! Среди вас есть одна тварь, которая легла в кровать в штанах!!!! Порвите ее!!!!». Из соседней шконки тихо донеслось: «Мне п. дец!», – и я понял, что речь идет о моем соседе и парень, рыдая, стал умолять о пощаде. Его били свои. Сотня измотанных и разъяренных салаг готовы были на части разорвать своего брата. Жуткое зрелище. Но этот урок (на чужом примере) усвоил и я. Нельзя быть последним, но нельзя быть и первым. Нужно плотно держаться середины и быть как можно незаметнее, пока полностью не будешь уверенным в своих силах и не сможешь постоять за себя, если не физически, то, хотя бы, не дать сломить себя морально, что гораздо важнее.

После сумасшедшей ночи и сумеречных маневров, рота встретила рассвет. В этот день нам предстоял поход в баню, который по своей организационной структуре разительно отличался от гражданского варианта.

Баня представляла собой огромный сарай, в котором было немногим теплее, чем на улице. Нам было велено снять одежду. Сбросив с себя остатки гражданской жизни и захватив кусок мыла, я получил еще в добавок комплект новенького нательного белья и форму. Тут же примерив и утвердившись в правильности выбранных размеров и роста, проследовал в моечное отделение, где мне открылась унылая картина. Сотня одинаковых рож толпилась у трех кранов с водой, пытаясь чуть ли не в рукопашную решить все вопросы, которые в миру решались простой очередью – таким привычным делом в советском государстве. Отвоевав себе внушительную порцию теплой H 2О, я усиленно пытался намылиться мылом, сваренным очевидно то ли из пегаса, то ли из единорога, потому как сделать это было очень не просто. Время от времени открывалась уличная дверь и дембеля забавляли себя тем, что расстреливали плотными снежками голых новобранцев. Приходилось лавировать между скользим полом, яростью сотоварищей, борющихся за кран с водой, остро жалящими снежками и общим холодом в банном отделении. Кое-как домывшись, я вышел в приемник и обнаружил, что вместо новенького нательное белья лежало старое, ношенное и вонючее белье какого-то низкорослого (судя по размеру) гаденыша, которого я, несомненно, прибыл бы тазом, будь он сейчас здесь. Но все было сделано подло, в тихую. Пытался поменять его и объяснить ситуацию старшине, но это ничего не дало, кроме матерного крика, сопровождающегося разбросом слюны в радиусе поражения гранаты. Надо ли говорить, какое чувство брезгливости пришлось испытать надевая на себя этот «комплект». И вот здесь уже началась настоящая злость и противление всей этой глупой системе, направленной на унижение человеческого достоинства и подавление личности.

После помывки в бане нас отправили в столовую. Меню так же оставило шрам на детской психике, как и ношенное белье, что было на мне. Какая-то жижа в тарелке, ласково именуемая кашей, на таковую была мало похожа, но из-за отсутствия вариантов была съедена за отведенные 2 минуты (вот за этот норматив охота было отдельно врезать кастрюлей в лоб тому, кто это придумал).

Именно там, в столовой, случился и мой первый армейский случай «дедовщины». При очередном приеме пищи ко мне подсел представитель солнечной братской Азии и, пристально смотря в глаза, прошипел сквозь зубы: «Курить дай». Я собрал волю в кулак, прекрасно понимая, что это всего лишь повод для зацепок, ответствовал: «Не курю». Вопрос повторился. Тогда я, уже улыбаясь, но в душе безусловно опасаясь этого поваренка, сказал, что не курю, потому как объяснять причину отсутствия сигарет, было бы гораздо мучительнее и длинней по времени, которого, как я уже упомянул, было ограниченное количество. После третьего захода все с тем же вопросом и с тем же ответом в меня полетела солонка, но инстинкт самосохранения сделал свое дело, и я благополучно увернулся, тем самым, окончательно выбесив вчерашнего хлобкороба и доведя его до точки сборки. Завязалась драка, в процессе которой я не получил особых повреждений, но зато получил наряд вне очереди. Представитель же братской (на тот момент) Азии получил хороший удар в челюсть, однако опрокинулся он без последствий, что, собственно, было лучшим исходом столовской битвы, иначе последствия эти проявились бы на мне той же ночью аки стигматы.