Ги Дзен - Загадка доктора Зака

Когда то давно отец назвал меня умной свиньёй и зеленым змеем. Помню, мама однажды сказала, что я – перенапряжение для ее нервной системы, а отец, подойдя поближе и надев очки, внес поправку, заметив, что я похож на соседа. Запутавшись во всем этом, я прекратил попытки себя классифицировать и понял, что являюсь уникальным существом, мутантом, приспособившимся к жизни под кроватью.

Я попытался завязать дружбу с мышками, которых встретил в подвале, где наслаждался кусочком вкусного стула. Я подумал, что, может быть, я – мышка, но обнаружил, что пока не имею хвоста, не интересуюсь сыром и не люблю нюхать воздух, шевеля длинными усиками. Однажды я своим видом так напугал кота, что мышки мне благодарны до гроба.

Короче, я ходил-бродил в поисках общества, однако все безрезультатно. Я решил покинуть кровать и начать искать кого нибудь где-нибудь. Я выскользнул из дома ночью и решил больше никогда не возвращаться. Проползая по аллее, я услышал голос мамы.

– Господи, слава Богу, наконец-то ушел! Он уже взрослый.

– Да, – раздался голос отца. – Пусть сам себе на хлеб зарабатывает!

– На дерево, – поправила мама.

– Да, – согласился отец, – и шелковые простыни.

– Но я так боюсь за него, – мать шмыгнула носом. – Посмотри, какой он зеленый, ушастый, шерстяной, пузатый, острозубый…

– Ничего, ничего, – кашлянул с удовольствием папочка. – Скоро оперится, научится самостоятельно летать и даст нам, наконец, возможность отдохнуть.

– Может, нам в старости хорошее дерево с простынями купит, – вздохнула мамочка, и они исчезли, продолжив сильно и ритмично раскачивать кроватные пружины.

Я приполз назад и съел у кровати две ножки. Страшно хотелось, чтобы они свалились туда, где я провел детство.

Я выкатился из дома и вскоре обнаружил себя сидящим на траве, задумчиво жующим сочный кусочек древесины, захваченный на случай, если проголодаюсь. Я не совсем понимал, что делать дальше, и решил посидеть в кустах до утра, а там уже продолжить приключение.

Настало утро. Я дрожал от страха, опасаясь, что как только выйду из кустов, большие жирные существа, вроде мамы с папой, растерзают меня на части. Я подозревал, что эти создания любят с чавканьем поглощать ядовитый сыр, отвратительное мясо и макароны вместо того, чтобы наслаждаться вкусной древесиной и хлопком. Именно эта гадость делает их такими агрессивными сексуальными маньяками.

Я вышел, едва видимый над высокой травой. Обрюзгшие двуногие бежали в никуда, быстро перебирая корявыми ходулями по асфальту. Их глаза, полные идиотизма, были перепуганными. Мне хотелось крикнуть: «Кретины!», но я решил не навлекать беду, потому как они были сумасшедшими. Я был убежден в том, что именно спанье на кровати с большим куском мяса во рту может сделать их взгляды такими тупыми и ненавидящими.

Внезапно я оказался у кого то под ногами и понял, что меня будут использовать в качестве футбольного мяча. Мной немного поиграли; придурок с длинным красным носом от переедания жира попытался сбросить меня в речку с моста. Другой, с зелеными ушами от избытка сыра, схватил его за руку и заорал, что нельзя загрязнять окружающую среду, потому что и так уже всемирное потепление. Тогда красноносый бросил меня в мусорный ящик.

– А ну, уберите это оттуда! – закричал толстозадый дворник. – Контейнер предназначен для нормального мусора. Кладут тут всякое! А потом не вычистить!

Он замахал беспомощными руками, пытаясь выразить эмоции. Эти двое и дворник чуть не подрались, но под конец меня швырнули в кусты, и я повис на ветке, зацепившись шерстью за колючки.

Большая машина остановилась рядом. Оттуда вышел полицейский, подошел поближе и, надев резиновую перчатку, осторожно, закрывая нос ладонью, взял меня за когти левой нижней конечности. Теперь я висел умной продолговатой головой вниз, и мои усики почти доставали до земли.

– Я вам выпишу штраф за кидание вот этого на кусты! – грозно произнес полицейский. – Для этого, – продолжал он, держа меня на вытянутой руке, подальше от погубленного колбасой носа, – есть особые места.

Я молился. Я научился этому, глядя, как мама с папой три раза в день просили Господа оx деньгах. Там, под кроватью, я зачастую умолял Господа, чтобы они прекратили прыгать, так как опасался за свою жизнь, методично ударяющую железом по ушам.

– Вы понимаете, какой вред это может нанести цивилизованному обществу? – прохрипел полицейский.

– Извиняемся, – подобострастно прошипели человеческие придурки.

Полицейский, продолжая меня держать за нижнюю лапку, подошёл к контейнеру с нарисованным на нём красным крестом, открыл крышку и швырнул меня внутрь.

Я очутился в полной темноте и испугался. Это место напомнило мне жизнь под кроватью, где временами я чувствовал себя одиноко, и я заплакал…

Внезапно я услышал писк, кто-то включил фонарик, и я увидел множество существ, похожих на меня. Некоторые были страшно зубастые, а другие обладали такими большими розовыми ушами, что, казалось, могут летать, как летучие мыши, с которыми я безуспешно пытался подружиться. У других были огромные, влажные, подвижные носы, которыми они, как муравьеды, шевелили в поисках бумажек и букашек. Они не были похожи на жадных двуногих, слонявшихся по асфальту с тоской в выпученных от избытка жира глазах.

– Привет! – сказал я, и тут же кто-то сильно толкнул меня в бок. Я свалился на нечто отвратительно пахнущее – то ли кусок колбасы, то ли хлеба. Несколько существ вспрыгнули на мою спину и стали царапаться коготками, щелкая червячными носами. Я попытался встать на лапки, но мне в рот воткнули кусок капусты. Подпрыгнув вверх, я ударился головой о крышку контейнера и отключился.

Очнувшись, я увидел себя лежащим на траве. Я был весь оплёван, обкусан и обжёван. Рядом сидел большой пёс и облизывал мою шкурку шершавым языком. Я попытался встать на лапки, но не устоял и, пошатнувшись, начал падать. Пёс схватил меня зубами за шерстку и побежал сквозь кустарник, через дорогу и, наконец, разжав челюсти, осторожно положил меня возле здания, на котором было написано «Госпиталь». Я умел читать, поскольку выучил алфавит под кроватью, пока папа с мамой занимались по вечерам физкультурой, бросая посуду о стенки.

Толстый тип в белом халате небрежно взял меня за треугольное перепончатое ухо и потащил внутрь здания.

– Эй! Эй! – закричали ему безобразные белые двуногие. – Не сюда! Ты что, спятил? Тащи это в изолятор!

Моё тельце бросили в серую каменную коробку с громадным стеклянным окном, через которое на меня глядели озабоченные, безразличные лица. На физиономиях было нарисовано смирение с тяжелой судьбой, забросившей их в пространственно-временное измерение на семьдесят лет в наказание за что-то плохое, что они совершили в прошлом.