Ги Дзен - Загадка доктора Зака

Однажды он исчез. Я боялся радоваться. Мне казалось, что как только я обрадуюсь, он опять придет в сон и начнет издеваться. Время шло, а он не появлялся. Наверное, решил я, убежал мучить кого нибудь другого. А потом, доктор, стали происходить странные, пугающие события.

Однажды, когда я гулял в парке с собачкой, в голову забежала волнующая, необычная мысль.

«А что я люблю делать?» – подумал я.

Я старался избавиться от мысли, напевая песенку и пиная шишки ногами, однако это было невозможно: как кровожадный комар, она вкручивалась в мозг и назойливо там жужжала, не давая возможности расслабиться и насладиться утренним солнцем.

Однажды я увидел себя лежащим без сна на кровати. От отчаянной борьбы я обессилел и обливался потом. Не зная, что делать, пошел к психиатру, который выписал таблетки, заставившие сидеть на унитазе ночи напролет в попытках выдавить из себя то, что я не хотел есть в дневное время. Мысль выдавливаться не хотела: таблетки сделали её сильной. Я был так зол, что укусил собачку, которая бегала от меня, как сумасшедшая.

Смертельно устав от борьбы с самим собой, я в отчаянии плюнул через стол и попал на стену. Я смотрел на плевок, медленно ползущий вниз, и наконец решил узнать, что же люблю делать в жизни. Не знаю, сколько томительных дней и ночей я провел, ломая голову над этим вопросом, но потом, истощенный, похудевший и посиневший, решил спросить жену, уже несколько лет живущую в доме престарелых. Она с удивлением покачала головой, глядя сквозь меня на стену, по которой полз озадаченный человеческой глупостью паук.

Я позвонил ещё топчущимся на земле знакомым. Они в удивлении чихали, кашляли, сморкались и озабоченно интересовались, как давно я был у врача.

Я измучился от бессмысленных разговоров и однажды обнаружил себя голым, лежащим на полу. Рядом сидел озабоченный пёс, которого я так часто кусал. Я плакал бессильными слезами и смеялся. Я внезапно осознал, что все годы жил в скрученном артритом теле кретина, который всю жизнь бегал, как сумасшедший, по кругу в надежде найти что-то, кого то или нечто, что его осчастливит.

А где был я? Иногда люди выпивают по стаканчику, а потом не помнят, где были часок-другой. Но я не помнил, где я был девяносто лет…

От этой мысли перехватило дыхание, а щеки порозовели от изумления, как у первоклассницы, впервые увидевшей мужскую письку. Чем дольше я размышлял, тем страшнее становилось и тем больше я себя чувствовал сконфуженным, растерянным, заколдованным. Потерявший терпение пёс царапал когтями дверь, пытаясь позвать на помощь соседей, которые были ещё большими кретинами, чем я.

Я приполз к психиатру, и на всю следующую неделю туалет был забыт. Не выталкивалось из меня практически ничего, хотя заполнялось столько, что собачка совсем помешалась от страха, видя, как я раздулся и заполнил всё пространство в квартире. Мысль еще больше окрепла: она была чрезвычайно энергичной и не оставляла меня в покое ни на мгновение. От таблеток и головной боли поехали мозги, и я начал разыскивать самого себя. Я звонил в полицию, ЦРУ, ФБР, налоговую инспекцию и по всем номерам подряд.

Поиски закончились в приемном покое психиатрического госпиталя. Я продолжал себя разыскивать, бродя в коричневой пижаме по коридорам отделения, а доктор всё прописывал и прописывал пилюли. Я понял, что если не притворюсь нормальным, то встречу в отделении своё столетие. Я заявил, что нашёл самого себя и осознал, что люблю бегать по кругу с высунутым языком, пытаясь найти счастье на дне кошелька.

Доктор обрадовался и выпихнул меня на улицу.

Я пришел домой, загнал под диван обезумевшего от моего сумасшествия пса, сорвал с себя одежду, отключил телевизор, телефон, радио, выбросил газеты и журналы, лег на пол и замер.

Впервые в жизни я позволил туману тишины окутать меня с ног до головы. Я лежал в страхе, с сильно бьющимся сердцем, не понимая, что сейчас произойдет. Вдруг я услышал тихий стук. Я подумал, что это моя собачка, но она лежала без движения под диваном, напуганная до смерти.

Стук был тихий, но настойчивый. Я понял, кто стучал. Это было так печально, что я стал истерически смеяться. Я смеялся и одновременно дрожал от страха перед встречей с самим собой, которая вот-вот должна была случиться на девяносто первом году моей активной жизни. Собачка отчаянно залаяла при виде незнакомца, приближающегося ко мне с улыбкой на лице.

Ги ходил по отделению с чувством невыносимой скуки и равнодушия. Тоска залезла в душу и надоедливо ныла внутри. Медсестра открыла дверь и выпускала больных на полянку, чтобы те поиграли, покурили и побаловались. Ги встал в очередь. Увидев его, она прокричала учительским тоном:

– Куда? Тебе не разрешено! Есть правило!

«Хотел бы я встретить кретина, который придумал правило и поговорить с ним по душам», – буркнул Ги, отойдя в сторону.

– Иди в палату и сиди там до завтра. Ты нагрубил нам и наказан за это. Так что отправляйся.

– Я не согласен, – возразил Ги, – никому я не грубил. Вы все ничего не понимаете, кроме своих жутких правил…

– Если будешь спорить, – завелась сестра, – будешь еще дольше сидеть в своей палате!

– Нет! – закричал Ги и сжал кулаки.

На крики прибежали два бугая-санитара и уложили маленького, щупленького Ги на кровать, привязав ремнем.

Доктор Зак вошел в палату.

– Что случилось? – спросил он, натянув очки на кончик волосатого носа. – Голоса?

– Ну да, – снова произнес доктор, не давая Ги возможности открыть рот.

Через пару часов Ги сидел за столом в окружении медицинского персонала.

– Ты лишен привилегий в течение двух дней, – твердо сказала медсестра. – Никаких прогулок, никаких игр – ничего.

И тут Ги услышал тоненький голосок, доносившийся откуда-то сверху, с потолка. Голосок всегда давал о себе знать, когда кто-нибудь действовал мальчику на нервы.

«Ты лишен возможности дышать, видеть, нюхать и пробовать на вкус, а также моргать. С этого момента ты абсолютно никто», – произнёс голос.

«Но я Ги!» – громко воскликнул Ги.

Все присутствующие с пониманием переглянулись.

«Ты – никто!» – повторил голос твердо.

«Если я Никто, значит, не могу расстраиваться и огорчаться! Это означает, что я должен находиться в хорошем и бодром состоянии духа», – сделал вывод Ги.

«Верно», – подтвердил голос и исчез.

Ги расслабился. Он снисходительно посмотрел на напряженные лица присутствующих и улыбнулся, как будто знал нечто такое, что им всем по причине узколобости не дано было узнать природой. Сотрудники стали о чём то спорить, но Ги их не слышал. Ему было хорошо, потому что он был Никто.

Он прекрасно себя вёл, и вскоре ему вернули все отнятые привилегии. Однако Ги никуда не хотел выходить из палаты. Ему было так здорово, что он не видел смысла в том, чтобы передвигаться. Желания отсутствовали, блаженство распространялось по всему телу, расслабляя организм, измученный лекарствами и диагнозами.