Антон Уткин - Вила Мандалина

Какие выводы следуют из этого сопоставления? Исключительно следующие: приобретая во времени, мы всё же что-то теряем, или, если угодно, оставляем взамен.

Другое место – лёгочный санаторий «Врмац» в нашей Врдоле, и это составляет предмет гордости её жителей, но и обитатели соседней Прчани имеют на неё не меньшее право. Некогда было замечено, что при слиянии Прчани со Врдолой морской воздух вступает в особенную связь с запахом лесистого горного склона, что создаёт необыкновенно целебный микроклимат, благотворно действующий на людей с дыхательными заболеваниями.

И в самом деле, самые изысканные и неожиданные ароматы сменяют здесь друг дружку, преимущественно весной, словно картинки в волшебном фонаре, вызывая не только оздоровление, но и изумление. Здесь-то и устроили ещё в эпоху единой Югославии медицинский центр, моментально завоевавший популярность.

В своё время мне посчастливилось стать владельцем небольшого домика в непосредственной близости от медицинского центра «Врмац». Тогда я ничего не знал о рекреационной зоне, а когда об этом прослышал, то попытался определить её границы, однако безуспешно. Никто, включая персонал, не мог с точностью указать, где уместно будет положить ей пределы. От моего пристанища до эпицентра зоны минут семь неспешной ходьбы, и, совершая прогулки, я до сих пор гадаю, за каким деревом, кустом или столбом волшебство природы ослабевает.

Несмотря на свою всеевропейскую известность, большую часть времени отель-санаторий стоит полупустым. Его нижние просторные помещения иногда нанимают для свадеб или община Котора проводит здесь свои ежегодные праздники с непременным танцем коло. Бывает, что в отеле проходят сборы гребцов из России или из Сербии, и действительно, лучшего места не сыскать, ибо гладь залива представляет для их упражнений отличное поприще.

И, конечно же, встречаются и собственно пациенты. Один из них – Алексей Артамонович. Алексей Артамонович полноват, но подвижен, и, хотя для чтения давно уже прибегает к помощи очков, взгляд имеет цепкий и временами насмешливый. Седеющие волосы, некогда льняные, длинными прядями закинуты на затылок, открывая высокий лоб мыслителя, а подбородок его украшает так называемая «профессорская» бородка. Впрочем, он и есть самый настоящий профессор – филолог-фольклорист.

Весной, когда у воды могучие павлонии зацветают огромными розовыми душистыми колоколовидными цветами, вот уже несколько лет кряду появляется Алексей Артамонович, страдающий астмой. Я вовсе не хочу сказать, будто стоимость услуг во «Врмаце» всё же по карману российскому учёному, однако любящие дети Алексея Артамоновича, имеющие средства, позаботились о том, чтобы он ни в чём не имел нужды.

Алексей Артамонович любил поговорить, а я не прочь послушать умных людей, тем более что наши интересы совпадали в очень значительной степени. Случалось, он удостаивал своим посещением мою террасу, но чаще мы отправлялись в кафе «Среча», которое находится уже в Прчани.

Выговор Алексей Артамонович имел прекрасный, слова произносил отчётливо и раздельно, так что, когда в кафе на какие-то мгновенья исчезали все звуки и в эфире звучал только голос Алексея Артамоновича, Иванка, владелица этого милого заведения, замирала и с любопытством прислушивалась к узору чужеземной, но фонетически знакомой речи. Видимо, родственное слово будило в ней атавистическое чувство праславянского единства. В этом апреле она уже не носила розовые угги, а ходила в высоких ботфортах раструбом, что здесь в моде даже в жару, однако заколку в виде слова «love» в её волосах я больше не видел.

В то время года, когда нас сводила судьба, посетителей в «Срече» было совсем немного, всё же некоторые из них курили, но Алексей Артамонович относился к этому с благодушной уверенностью, что пребывание в столь благодатном месте страхует его от неприятных последствий табачного дыма.

Своим типажом он напоминал композитора Роберто, итальянца, который по неизвестным мне побуждениям избрал Врдолу местом своего постоянного жительства и тоже захаживал сюда ненароком, но даже тот сильно уступал в представительности нашему профессору. И «парень с горы», мой закадычный приятель, в простоте своей опасался к нам приближаться, видя такое благообразие. Наше появление в «Срече» неизменно вызывало душевный подъём как завсегдатаев, так и персонала, который большую часть времени был представлен одной лишь Иванкой. Говоря по правде, управляться тут было несложно, еды не готовили, предлагали одни напитки, да и приходили сюда не закусывать.

Выбрав местечко по душе, Алексей Артамонович устраивался поудобней и начинал свои лекции, чрезвычайно познавательные.

– Для истории возникновения и развития понятий нужно иметь в виду, что из мира ничто никуда не исчезает, ибо во всём существующем есть нечто, что необходимо сохранить и развивать. Однако один общественный институт заменяет другой, но даже в том случае, когда первый, казалось бы, повсеместно торжествует, второй не прекращает своего существования полностью, а пребывает как бы в скрытом виде. И дело здесь в том, что факты, относящиеся к внутреннему миру человека, несравненно более сложны и запутанны, нежели факты или явления физического мира. История, как великолепно говорил об этом Фюстель де Куланж, изучает не одни только внешние явления. Настоящим предметом её изучения является человеческая душа…

«Среча», которую я назвал милой, по правде говоря, мало чем отличается от прочих заведений побережья, но Алексея Артамоновича тут прельщало название. Дело в том, что «среча» значит одновременно и счастье, и долю, жизненный жребий, судьбу. Разногласия учёных мужей заключались в том, каково происхождение этого понятия. А выяснению этого отнюдь не простого вопроса Алексей Артамонович посвятил большую часть своей научной жизни. Согласно его объяснениям, одни со времён академика Веселовского держались того мнения, что среча – это собственно встреча, то, что набежало со стороны, как выразился академик, и имеет самое непосредственное отношение к сретению, – другие, к которым принадлежал мой визави, отдавали первенство слову. Так он и заявлял: «Я ратую за слово».

– «Срекать», то есть словом изменить судьбу, – пояснял он.

Срекать – своими словами навлекать беду, несчастье на кого-либо, а так называемую Сречу, которая встречается на людских путях, одаряя их удачей или, напротив, горестями и бедами, он считал поздней религиозной трансформацией матерей неолита, которые посредством наречения имени определяли судьбу младенца и ткали ему первую одежду: такие доводы приводил он в защиту своего мнения, и его взгляды были родственны воззрениям нашего знатока вопроса Алексея Ветухова и знаменитых поляков Крушевского и Бронислава Малиновского.