Рена Арзуманова - Мост через жизнь

Больше и некому. А кто Райку потом похоронит? Эх, поторопился Миша. Права была мама: никакой от него пользы не случилось. Ты знаешь, пока мама жива была, я Мишу любила, а как мамы не стало, что-то со мной произошло. Начала его мамиными же словами попрекать. И приблуда он, и ленивый, и безрукий. И как-то раз в сердцах сказала, что и не мужик он вовсе. А после того, как и его не стало, всё думаю: что же произошло со мной тогда? Получается, что я мужа любила вопреки маме? Чтобы её позлить? Так у меня же и в мыслях не было злить её. Для чего? И что со мной тогда произошло, что я стала вдруг вести себя, как мама? Молчишь? Не знаешь, что сказать? Вот и я не знаю…

Собака молчала и выжидательно смотрела на Ольгу Михайловну. Когда их взгляды встречались – собака красноречиво переводила взгляд на сумку. Она, конечно, готова была поддержать разговор с этой суматошной женщиной, но не на пустой же желудок. На пустой желудок на такие серьёзные вопросы, которые перед ней ставит незнакомка, и не ответишь. Собака знала за собой эту черту: когда она голодная, она не может трезво рассуждать. Всё, что в жизни с ней плохого случалось, – случалось на голодный желудок. А из этой сумки, которая стоит на скамейке, доносятся такие изумительные запахи! Сумка пахнет домом и любовью. Мясом и чем-то сладким. Если ей, собаке, предоставят выбор, то она, конечно, выберет мясо. А потом любовь и дом. А потом уже что-то сладкое. Но это на голодный желудок. А если бы она делала выбор на сытый желудок, то, само собой, сразу выбрала бы любовь. Она успела заметить, что к любви в этой жизни непременно примешиваются и дом, и мясо, и что-то сладкое для баловства.

– И деток у нас с Мишей не случилось. Это плохо, – Ольга Михайловна достала из отдельного пакета очередное чистое полотенце. Смочила его оставшейся в бутылке водой, протёрла лицо и руки. – Если бы были детки, то я бы не беспокоилась о том, кто хоронить меня будет. Хотя, конечно, хочу я тебе сказать, случаются и такие дети, что и не захочешь, чтобы они тебя хоронили. У Райки тоже детей нет. Да Райка и замужем-то не была. Не нашлось на неё кандидата.

Я вот в последнее время часто думаю: если бы я была с Мишей своим подобрее, может, он и пожил бы ещё. Чего мне не хватало? Какого рожна? Ну, тихий он был. Неприспособленный. Зато и не ругался никогда. Я ему слово, а он в ответ молчит. Я – два, а он только плечами пожимает. Недоуменно так пожимает. Получается, что всю жизнь мужик недоумевал: за что ему жена с тёщей такие сварливые попались? И как мне теперь с мыслями этими жить? Все мы, скажу я тебе, задним умом сильны. Или вот ещё о чём я думаю: если бы Миша устал от моего ворчания и ушёл к Райке, может, у них и детки бы народились. И было бы кому нас с Райкой похоронить. И я бы сейчас не с тобой Мишу поминала, а с его детками. Или не поминала бы. Кто поминает бывших мужей?

Ольга Михайловна достала из сумки кусок старой клеёнки. Расстелила аккуратно на лавочке. Затем выложила на клеёнку толсто нарезанную и завёрнутую в кальку колбасу, два варёных яйца, домашние пирожки и одно пирожное «картошку». Собака, шумно сглотнув слюну, не отводила взгляда от импровизированного стола. Она прекрасно понимала, что самой хватать со стола продукты нельзя. Даже и думать об этом не стоит. За такое можно и по морде получить. В людях собака разбиралась хорошо. И знала, что никто не потерпит такого разнузданного поведения. А она потерпеть ещё несколько минут вполне себе может. Когда уже понятно, чем твоё терпение вознаградится, тогда и голод уже не так страшен. Собака подумала о том, что ей сегодня крупно повезло. Наткнуться на такого доброго человека, который руками не машет, не кричит да ещё ласково называет приблудой, – это большая удача! Она, собака, об этих людях много чего знает. Много чего нелицеприятного. Но говорить об этом не торопится. Не в её это правилах.

– Голодная, поди? – спросила Ольга Михайловна. – Если бы я знала, что буду не одна поминать, то больше бы продуктов захватила. А так беру всего понемногу. Пирожные вот мама любила. Приношу маме одно. Михаил большим любителем пирожков был. Очень мои пирожки уважал. А я их ему часто не пекла. Из вредности наверное. А теперь вот, как на кладбище собираюсь, пеку. И всё думаю: а оно ему теперь надо? Или это мне теперь надо? Эх, кабы знать, что он так торопливо уйдёт. Ничего мне напоследок не сказал. Ни слова. Молча жил, молча ушёл. И мне не дал возможности повиниться. Не захотел снять груз с моей души.

Ольга Михайловна вздохнула и внимательно посмотрела на фотографию мужа. Где-то там, за горизонтом, прокричала электричка. Собака навострила уши. Она этот звук не любила. Столько с этими электричками неприятного связано. Последний вот хозяин привязал её к лавке в электричке и ушёл. Для чего привязывал, спрашивается? Ему достаточно было просто ворота дома открыть, и она бы сама ушла. Или не ушла бы. Предавать и уходить – это не в собачьих правилах. Повезло с хозяином – твоё счастье. Не повезло – тоже счастье. Жить совсем без хозяина – это совсем последнее дело. Собака позволила себе тихо заскулить. Гораздо тише, чем скулила эта электричка. Надо же как-то человеку о себе напомнить? Напомнить о том, что они тут собрались помянуть и, может подкормить ее а не разговоры разговаривать. Вон как все пахнет..

Ольга Михайловна вздрогнула, оторвала взгляд от фотографии на памятнике и принялась чистить яйца. Собака глубоко вдохнула воздух. Да-а, всё, что было выложено на клеёнке, очень вкусно пахло. Гораздо вкуснее, чем снег и свежий воздух, которым так любят наслаждаться люди. Но собака людей за это не осуждала. Она знала, что люди слабо разбираются в запахах. О чём говорить, если они не могут по запаху определить любовь. А это, на взгляд собаки, самый важный запах. Даже важнее запаха домашних пирожков и колбасы.

– А что любил папа, я не очень помню. Ему приношу колбасу. Мне кажется, что колбасу все мужчины любят. А яйца приношу для порядка. Какой пикник без яиц? Правда?

Ольга Михайловна протянула очищенное яйцо собаке. Та очень аккуратно взяла яйцо с ладони и проглотила, даже разжёвывать не стала. Капля слюны скатилась в снег.

– Какая же ты голодная! – поразилась Ольга Михайловна. – А я, честно говоря, даже и не думала, что собаки яйца едят. У меня собак никогда не было. Как-то раз хотела кошку завести, но мама сказала, что ей и мужа моего хватает. Сказала, что одного приблуды в доме достаточно.

Собака, отреагировав на видимо полюбившееся слово «приблуда», забила хвостом и позволила себе негромко поскулить. Совсем-совсем негромко. Просто чтобы подтвердить, что яйца она любит. И колбасу любит. И домашние пирожки. И ей, собаке, совсем неважно – с чем эти пирожки. Она всякие за свою жизнь ела: и с картошкой, и с вареньем, и с сосиской. И даже пару раз ей перепадали пирожки с мясом. Свежими они уже, конечно, не были, попахивали даже. Но ей, если уж быть откровенной, всё равно мясные пирожки больше понравились. Гораздо больше, чем свежие с вареньем. Собака вообще считала себя некапризной. Считала, что очень подходит для любви и домашнего проживания. Она никого не переделывает на свой лад, в еде непривередлива, честная и очень верная. В ней есть все те качества, которые люди упорно ищут друг в друге и не всегда находят. А если и находят, то тут же начинают сомневаться – любит, не любит. Верит, не верит. Это потому, что не различают запахи. Эх, если бы она, собака, могла говорить человеческим языком, она бы людям всё разъяснила. Хотя, с другой стороны, лучше не говорить. Ей, собаке, достаточно и общения с себе подобными.

Читать дальше