Рена Арзуманова - Мост через жизнь

Вот как-то раз, когда она ещё жила на даче со своим хозяином, ещё до того, как он её привязанную в электричке оставил, собака, которая жила на соседнем участке за забором, рассказала, что ей хозяйка кашу варит на мясном бульоне. Она, конечно же, соседской собаке сразу поверила. Собаки не врут. Но представить кашу на мясном бульоне не получилось никак! Она даже в дырку в заборе на соседскую собаку посмотрела. Такая замухрышка – маленькая, ушки торчком, шерсти нет, только хохолок птичий торчит. А ей – кашу на мясном бульоне! Нет, людей понять очень сложно.

Ольга Михайловна, немного подумав, протянула собаке пирожок. Мясной запах кружил голову. Проглотив пирожок, собака от восторга закатила глаза и почувствовала готовность следовать за этой доброй женщиной хоть на край света. На самый-самый край. Туда, где нет электричек, хохлатых собак, но есть каша на мясном бульоне. Есть верность, любовь и уверенность в завтрашнем дне. Есть дом. Или будка во дворе. Или коврик у порога. Собаке не было важно где спать.

– Что же мне с тобой делать? – Ольга Михайловна сначала внимательно посмотрела на собаку, затем на продукты, выложенные на клеёнке. – Я, конечно, могу всё тебе отдать. Мне не жалко. Но вдруг тебе потом плохо станет? С голодухи-то?

Собака, поразившись сказанному, тихо гавкнула. Как это – станет плохо от еды? Плохо может быть только с привычного голодания! И грустно от привычной нелюбви окружающих. Собака, вытянув шею, положила голову на колени женщины. Она не знала, как ещё в данной ситуации объяснить, что она, собака, без каких-либо неприятных последствий для здоровья может съесть всё. Совершенно все! Если не пожалеют.

– Ах ты, боже мой… – Ольга Михайловна от неожиданности вся подалась назад и чуть не упала с лавки. Затем аккуратно, подавляя страх, положила руку на собачью голову. Собака зажмурила глаза. Женщина погладила собаку. Наткнулась на верёвку, обвязанную вокруг шеи. Под густой, свалявшейся шерстью верёвка сразу была не видна. На веревке виднелись следы крови. – Ах ты, боже мой!

Собака замерла. В этом, во второй раз произнесённом женщиной «Ах ты, боже мой» ей почудился явный запах любви. Запах был гораздо сильнее, чем от «приблуды».

– Кто же это тебе верёвку на шее так затянул? Какой умник? Какой такой зверь?

Ольга Михайловна повела рукой вдоль верёвки, чтобы нащупать узел. А вдруг как удастся развязать. Узел оказался крепким. Завязывали так, чтобы на всю оставшуюся собачью жизнь. Рядом с узлом болтался металлический жетон, на котором было выбито слово «Миха».

– Миха! – поразилась Ольга Михайловна. Она вскрикнула так громко, что собака моментально открыла глаза и отпрянула от женщины. – Тебя зовут Миха?

Собака смотрела во все глаза на женщину. Что-то изменилось. Что-то эту женщину так потрясло, что до ненависти остался всего один шаг. Или до любви. До такой любви, которая надолго. Собака замерла. Она боялась сделать что-то не так. Ненависти ей совсем не хотелось. Тем более сейчас, когда они так славно начали угощаться яйцами и пирожками. Наверное, лучше не признаваться, что её зовут Миха. Ей, если честно, и самой это имя не нравится. Ни у кого не получалось произносить это имя нежно, с любовью. С той самой любовью, которая изумительно пахнет, когда женщина произносит «приблуда» или «ах ты, боже мой».

– Ах ты, боже мой! – повторила Ольга Михайловна и перевела внимательный взгляд с собаки на памятник. Она смотрела на портрет мужа и что-то там сама себе придумывала. Затем взяла в каждую руку по пирожку и протянула собаке. Та не заставила себя уговаривать. Она с удовольствием приняла угощение. К её радости, и эти пирожки оказались мясными. Ольга Михайловна погладила собаку по голове. – Извини меня. Извини меня, дуру. Я теперь буду часто печь пирожки. При жизни тебя не баловала, так хоть сейчас…

Собака подошла поближе, вновь положила голову на колени женщине и счастливо заскулила. Она очень любила скулить на сытый желудок и от счастья.

Ольга Михайловна не распознала в собачьем вое запаха счастья. Она уловила что-то совсем другое. Прикрыла лицо руками и горько заплакала. Плакала и понимала, что это как раз те слёзы облегчения, которые она так ждала весь последний год. Собака подвывала.

– А знаешь что? – проговорила Ольга Михайловна сквозь слёзы и нежно обняла собаку. – Пойдём домой! Пойдём домой, мой дорогой! Я буду тебя баловать и никогда больше не буду называть приблудой!

– Ах ты, боже мой, – радостно взвизгнула собака. – Ах ты, боже мой! За тобой – хоть на край света! Какая же ты замечательная!!!

– Какая же ты дура! Для чего ты привела в дом этого пса? Ты посмотри на него – грязный, облезлый! Ещё, небось, и блохастый!

– Сама ты блохастая! – сорвалась на крик Ольга Михайловна.

– Вот – обзываться ты всегда мастерицей была! А подумать, прежде чем что-то сделать, – это нет! Это не твоё! Ноги моей больше не будет в твоей квартире! Ты и так чистоплотностью не отличалась, а уж с собакой твоя квартира в хлев превратится!

– И не приходи! Подумаешь! Тебя и сегодня никто не приглашал!

– Что значит – не приглашал? – Райка явно растерялась.

– Сегодня же год, как Миши не стало. Помянуть надо. С кем ещё тебе мужа поминать, как не со мной.

– Я вот с собакой уже помянула! – не сдержалась Ольга Михайловна. – С собакой куда как лучше, чем с тобой! Спокойнее!

– С собакой лучше? С собакой спокойнее? – Райка вновь перешла на крик. – Ну и поминай с этой собакой приблудной! А я домой пошла.

Райка резко отодвинула стул и присела к столу. Поджала губы. Ни на сестру, ни на собаку она не смотрела. Смотрела на портрет Михаила, который висел на стене.

Собака тоже старалась ни на кого не смотреть. Она забилась в угол, мелко тряслась и думала о том, как бы не сделать чего лишнего, чтобы из дома не выгнали. Надо сначала разобраться, кто кому кем приходится. Эта горластая Райка, которая пришла незваной, только прикидывается злой и умной. А на самом деле она добрая. Собака своему нюху доверяет. Надо бы, конечно, на эту Райку полаять для порядка, чтоб не очень-то она голос повышала. А вдруг как она хозяйкина дочь? На ребёнка гавкнешь, а тебе в ответ – по морде. Люди иногда не понимают, что полаять можно и для пользы дела. Не со зла, а в воспитательных целях. А в родственных хитросплетениях и возрасте собака не разбиралась вообще. Это не её собачья тема. Её дело – любить и защищать. А Олю, которая накормила и привела домой, собака уже полюбила всем сердцем. Так ей казалось.

– Где ты эту собаку подцепила? – спросила Райка и пододвинула к себе сумку, которую, как пришла, так у дивана в сердцах и бросила. Вид этой облезлой собаки испортил ей настроение.

– На кладбище, – спокойно ответила Ольга Михайловна. Она знала, что Райка отходчива и сама тоже никогда в бутылку не лезла.