Andy Weiss - Третьи дворы

– О том, что я не буду тебя соблазнять, – пояснил парень, элегантно скользя на заднее сиденье. Иван опустился рядом, назвал адрес, захлопнул дверцу и слегка приобнял Андреа за плечи:

– А что, если тебя буду соблазнять я? – тихонько на ухо произнес он. Андре замер, глядя перед собой, и, почти не шевеля губами, ответил:

– Лучше не надо, Ваня. Во-первых, я не люблю, когда меня жалеют – а после того, что я тебе в кафе рассказывал, ты меня совершенно очевидно пожалел, – а во-вторых, я ведь могу тебе и ответить. И ответ этот будет вовсе не от девушки Андреа, не забывай об этом.

Иван честно подумал пару минут, не снимая руки с плеча Андреа. Думал он вовсе не о том, о чем сказал Андре – нет. Здесь он все давно для себя решил…

Иван был в этом смысле слабым и бесхарактерным, падким на удовольствия. Он никогда бы не смог себя ограничить в курении, например. Или во вкусной еде. Или во флирте с девушкой, от которой без ума.

Иван не умел отказаться от того, что ему нравилось, у него не хватало на это сил и выдержки, он срывался, он нарушал любые собственные запреты и ограничения, находил отговорки, отмазки, сам себя убеждал и обманывал… Он прекрасно знал за собой эту слабость – у него категорически не хватало сил противостоять соблазнам, и только это знание и останавливало его от алкоголя и наркотиков. Он знал: если он попробует и ему понравится, остановиться он уже не сможет. Не хватит силы воли отказать себе в удовольствии…

Так и с Андре: Ивану надоело уже пытаться понять, кто ему нравится: Андре-парень или Андреа-девушка. Он знал только то, что ему хочется флирта. Может быть, совсем даже не невинного, хотя секса с мужчиной он никогда не пробовал, не понимал и не собирался понимать и пробовать. Но Андре – это был Андре, и оказаться с ним в одной постели почему-то не представлялось чем-то неприятным, ужасным, гадким – как бывало раньше, когда Иван отвергал своих поклонников-геев.

Андре в глазах Ивана не был мужчиной, как бы не старался показать мышцы, пресс и даже если бы предстал перед Иваном и вовсе без трусов. Андре все равно был для Ивана прекрасной девушкой – ну, просто слегка своеобразной, если можно так выразиться, но – девушкой. Однозначно.

А думал Иван ровно две минуты о том, как будет правильно себя повести после вечеринки, в свете только что сказанного, и в свете предстоящего совместного полета на показ Джерматти.

Флиртовать Андре не хочет.

Но при этом говорит, что может и не отказаться.

Если Иван сейчас сорвется и начнет добиваться девушки-Андреа, и если вдруг получит желаемое – как ему вести себя потом? Через день? Через два?

Мужчина ведь прекрасно понимал, что вечеринка и вино потворствуют многим глупостям – внезапной страсти, которая на следующее утро вызывает только неловкость, или сказанным сгоряча словам, которые, опять же, утром хочется проглотить вместе с языком. Обстановка вечеринки способствует легкой доле сумасшествия – а вдруг потом Андре решит, что Иван тоже его использует, как и все остальные его любовники, как способ пробиться «в звезды»?

А с другой стороны… если вдруг Андре так подумает – Иван просто никуда не поедет с ним. Ни на какой показ. Лучше упустить такую возможность, чем допустить, чтобы о нем думали, как о Жиголо.

Наверное, для Андре эти две минуты Ивановых раздумий (ведь парень не знал, о чем именно думает его спутник!) были еще более мучительны, чем терзания самого Ивана. Но на то Андре и был моделью – он умел «держать лицо». В любой ситуации. В любых обстоятельствах. На подиуме, окруженном факелами, лижущими кожу и вот-вот готовыми воспламенить одежду и волосы; в студии перед объективом, с питоном или тарантулом на голом, не защищенном плече; в кадре, где на заднем плане в трех шагах застыл раздраженный суетой саваннский лев – везде и всегда Андре умел сохранять очаровательную улыбку и безмятежность взгляда.

И пусть он смертельно боялся змей, и пусть его высокая прическа начинала пахнуть паленым, и пусть его не держали ноги от присутствия за спиной льва – этого никто и никогда не увидел бы, не прочел бы по глазам.

Андре был моделью высокого уровня – не только потому, что природа наградила его уникальной внешностью и талантом, нет. Он просто в совершенстве владел искусством владеть собой, как бы тавтологично это не звучало. То, что происходило сейчас в душе Андре, было надежно упрятано за легкой улыбкой и теплым поблескиванием глаз. Он смотрел в окна, поворачивал голову вслед за мелькающими зданиями, и руки его мягко лежали на клатче, не выдавая никаких признаков нервозности.

– А если ты выпьешь вина, ты перестанешь быть такой неприступной? – Иван, словно бы и не прерывая разговора, снова приблизил губы к уху парня. Он нарочно употребил обращение в женском роде – он подчеркнул его, выделил, и Андре это заметил. Он скосил глаза в сторону Ивана, немножко улыбнулся и покачал головой:

– Ваня, мы ведь еще не на вечеринке, у тебя пока нет необходимости начинать играть роль влюбленного идальго… к тому же, кабальеро, ваша сегодняшняя донна, увы, не пьет ничего крепче кофе.

– А кто тебе сказал, что я играю? Может быть, я просто принял для себя решение, которое теперь воплощаю в жизнь?

– В таком случае тебе не повезло, – пожал плечами парень, скользя взглядом по проезжающим машинам, – потому что Я для себя никакого решения не принимал. Не принимала, – поправился тут же он и обаятельно улыбнулся, словно рядом сидел не Иван, а папарацци.

Мужчине на секунду показалось, будто парень упивается мстительным удовольствием от власти над Иваном. Будто он до этого не был уверен в Ивановой симпатии, а теперь осознал – и не упускает возможности поиздеваться, потомить, помучить. Ну, что ж, раз он так хочет – Иван ему подыграет. Хотя бы просто потому, что это как раз и есть то, чего ему хотелось – добиваться, завоевывать, очаровывать…

Они сидели рядом молча, вжавшись друг в друга – Иван держал руку на плече парня, Андре привалился к нему спиной… и каждый думал о своем. О разном. И почему-то так получалось, что, если бы они узнали о мыслях друг друга – были бы глубоко и горько разочарованы…

Звуки вечеринки разносились по всей округе. Вадик, который мнил себя великим артистом и – по совместительству – гениальным стилистом, проживал со своей супругой в элитном коттеджном поселке.

Вадик все любил делать «крассссиво». Он готов был платить неподъемную сумму за жилье, снимая непонятно зачем целый двухэтажный дом с гаражным домиком на две машины; он одевался исключительно в брендовые марки одежды – никак не ниже «Гуччи», «Армани» и «Прада»; он ездил отдыхать на самые дорогие острова в отели не ниже пяти звезд, а если выбирался «прошвырнуться» в Европу, то обязательно брал напрокат кабриолет и «крассссиво» разъезжал по улицам городов от бутика к бутику. Клубы для ночных развлечений он выбирал исключительно пафосные, и если заказывал выпивку – то предпочитал шампанское «Кристалл», либо коньяк такой выдержки, что тот в силу своего преклонного возраста снисходительно посматривал из бокала на самого Вадика.