Лемар Диа - Проси прощенья у камней

– Значит у нас никогда не будет, по-твоему, настоящего достойного правителя? – улыбаясь спросила Виктория.

– Пока, думаю, нет.

– И что же нам тогда делать?

– Пить чай, Виктория, и целоваться, – сказал Алексей.

– Ха, почему целоваться? – захихикала она.

– Потому что, глядя на тебя, мне захотелось, вдруг, тебя поцеловать, – улыбаясь, ответил он.

– Может быть это и произойдет, – она лукаво смотрела ему в глаза.

– Значит, мне не стоит терять надежды?

– Никогда не теряй ее.

Они опять прекратили на время диалог, и просто наслаждались созерцанием друг друга, довольно улыбались и мелкими глотками, смакуя радостные неповторимые моменты знакомства, отхлебывали чай; шуршали фантиками конфет.

– Виктория, а кем ты работаешь тогда, раз мы выяснили, что ты не… это самое? – смущенно проговорил Алексей, боясь обидеть собеседницу.

– Раз я не это самое, то тогда я – парикмахер. Как тебе такой ответ? – улыбалась девушка.

– Прекрасный ответ. Парикмахер это то, что надо, – оживился Алексей. – Ты знаешь, по древности эта профессия нисколько не уступает той, которую мы с тобой только что обсуждали.

– И по полезности тоже.

– Без сомнений. Ты только что напомнила мне, что не мешало бы мне посетить парикмахерскую.

–Зачем же куда-то идти – я могу сделать это прямо сейчас и здесь, – серьезно сказала Виктория.

– Сделать что? – удивился Алексей.

– Каков наглец, – кокетливо сказала девушка. – Подстричь, конечно же. Я могу тебя подстричь прямо здесь и сейчас. У меня всегда с собой набор в сумке.

– Ты только не подумай, что я тебе намекнул на то, что будто было бы неплохо, чтобы ты это сделала, да еще и на первом свидании – ведь у нас же свидание – да притом еще и на кухне.

– Ну, конечно же, у нас свидание, как же иначе. А подстричь мне тебя очень хочется, тем более, что таким вот образом мы сократим между нами дистанцию.

– Разве между нами сейчас существует какая-либо дистанция? – удивился Алексей.

– Да, ну хотя бы вот этот вот стол, – ответила девушка.

– Но ты же не можешь себе представить, чтобы ты, допустим, взяла и уселась мне – незнакомому человеку – на колени пить чай и спокойно беседовать о том, о сем, – согласись, что так будет довольно таки неудобно, – смеялся Алексей.

– Представить то я как раз могу, но от этого становится жутко смешно. И все-таки позволь мне поработать немножко над твоей прической? – не унималась Виктория.

– Почему бы и нет. Если тебе так хочется, то я не могу противиться такому настойчивому желанию, – смиренно сдавался Алексей. – Тебе всегда удается заполучить желаемое, Виктория?

– Почти, – имя подхлестывает, – весело сказала девушка. – Прошу на середину кухни, клиент.

– Ну вот, я, все-таки, так или иначе, оказался твоим клиентом, – весело заметил Алексей, ставя стул на середину.

– У вас, уважаемый клиент, чрезмерно длинный язык. Придется его укоротить, – она помахала вверху приготовленными ножницами, показательно разрезая воздух.

– Сдаюсь, – я полностью в твоем распоряжении.

– Сними, пожалуйста, рубашку, – приказала она.

– В этом есть необходимость? – улыбаясь, спросил он.

– Определенно. Ты же не хочешь, чтобы она вся оказалась в твоих волосах?

– Наверное – нет, но я об этом, признаться честно, не думал.

– Разумеется, нет – об этом подумала я, – засмеялась девушка.

Алексей стал медленно расстегивать пуговицы. Снимая рубашку, сидя на стуле под пристальным вниманием Виктории, он испытал физическое наслаждение от того, что представлял на обозрение девушке свою наполовину обнаженную плоть; она же в свою очередь не скрыла чувств, возникших в процессе осмотра:

– У тебя красивое тело, Алексей, – улыбнулась Виктория, и, опустив голову почти к самому уху за его спиной, прошептала. – По крайне мере ее верхняя часть.

Алексей улыбнулся и вздрогнул, вдруг, когда она коснулась рукой его плеча; потом это касание непрерывным скольжением тонких нежных пальцев увлеклось к шее, затем она запустила руку в его волосы и начала массирующими расслабляющими движениями изучать голову.

– Наверное, я тебя слегка подравняю, оставив прическу такой, какой ты ее носишь сейчас – она тебе идет, да?

– Да, – тихо сказал Алексей. Она все еще медленно двигала рукой у него в волосах, заставляя тело покрываться мелкой дрожью, вызванной удовольствием. – Делай со мной все что хочешь.

Виктория достала из сумки аккуратно сложенную в маленький квадрат ткань; развернув, окутала ею Алексея, оставшийся край подоткнула в получившийся белый ворот.

– Ты всегда все свое носишь с собой? – спросил он. – Я бы не удивился, если бы ты сейчас достала из сумки большого белого кролика.

– Могу тебя уверить, что кролика там нет, только кошки, – проговорила она, уже сосредоточившись на волосах. – Постарайся сидеть спокойно. Мне приходится забирать свое оборудование с рабочего места, – не люблю, когда моим инструментом пользуется кто-то еще.

Виктория еще ближе подступила к Алексею и начала свое дело. Клочки волос скатывались с головы по белой ткани на пол, еще, и еще, – острые ножницы уверенно резали податливую мертвую ткань. Алексей молча смотрел на поднятые руки девушки, приводимые в движение ее мастерством и опытом; смотрел на ее маленькое стройное тело – небольшая грудь плотно обтянутая тонкой кофточкой утонченно вальсировала на уровне его головы, забегая сначала то в одну сторону, то, уже обернувшись вокруг, выглядывала с другой.

Виктория уверенно и быстро скользила по полу маленькой кухни тоненькими детскими ножками, ее поступь была легка и беззвучна, как тихи и быстры бывают передвижения беспокойных водомерок по озаряемой сквозь крупные капли росы лучами вечернего солнца зеркальной глади пруда.

Иногда, она незаметно, вероятно, для себя, но крайне ощутимо и блаженно тревожно для Алексея, припадала из надобности на него то с одного бока, то с другого, или же вовсе со спины; и в такие моменты Алексей чувствовал упругое молодое тело девушки, наполненное неиссякаемой энергией и молодостью; и прикосновения эти мешаемые с запахами ее бархатной на вид и смуглой кожи учащали дыхание и температуру его тела, которое уже много времени не знало женской плоти.

Алексей, убаюканный верными движениями пальцев в голове, внезапно засыпал ненароком, томимый сладкой дремой, но, уловив движение ее тела о свое, резко пробуждался, и пробужденный он испытывал снова и снова приливы мощных сил, пытающихся вырваться наружу.

Алексей желал обнять предстающую перед ним в очередном трудовом витке столь пленительную и невозможно близкую стать; но ведь не обнять ему хотелось, а схватить и крепко сжать так сильно, чтоб слышать скрежет мягких косточек и стон, который бы и с болью, и с усладой вырывался из открытых губ; и потом холодными от возбуждения губами прижаться к ее напуганной и горячей от желаемого стыда животной плоти.