Николай Боровой - Прозаические опыты

Так и жила Дударчиха годами, день за днем, год за годом, привычной дорогой, и почти всегда – в одно время, проходя на работу, а с нее – домой, а как на пенсию вышла – в магазин да на рынок… в один час зажигался возле окон ее гостиной телевизор, звучали новости, почтовый ящик ее ломился от газет и журналов, и когда хотели соседи спросить про что-то наболевшее, сегодняшнее – про политику ли, про «новое время» – спрашивали Дударчиху в первую очередь, и получали суждения умные, хлесткие. Прочно так жила, основательно, порядочно. По осени, хоть и жила одиноко, но по привычке заводила соленья, тогда вся квартира ее наполнялась душистым паром, пробивавшимся и во двор, и всегда доставалось соседям по баночке. Когда наступили эти самые «новые времена», и квартиры в старом доме начали раскупать «новые люди», те, кто при деньгах, к старухе, которая свою четырехкомнатную квартиру сохранила от всех выгодных предложений продать, они сохранили всеобщее уважение, и на людях оказывали ей, в отличие от остальных соседей-пенсионеров, очевидное почтение. И никто не удивлялся.

Помирать начала внезапно, неожиданно для всех, потому как хоть и горбили ее годы, а все же твердая ее походка, тяжелый шаг, ясный ум, во всех вселяли ощущение, что есть еще у Дударчихи время на этой земле, и как не тяжелы времена, а старую породу – поди, сломай.

Как то в ночь вдруг разразился ночной двор и дом стенаниями, начала она метаться по залитой огнями квартире, хлопать окнами и дверьми, каждый свой выдох обращая в крик, впала в беспамятство… Наутро соседи стали шушукаться, подходить к двери, слушать – что там… слышно было, как мечется Дударчиха беспокойно по «хоромам», стонет часто, что-то шепчет, а связно или бессвязно – не разобрать… потом к вечеру вроде как все стихло, и в душах у соседей успокоилось – мало ли… А потом через ночь – все то же самое, и дальше – только хуже… Стучат соседи – не открывает. Вызвали как то под вечер слесаря, он вскрыл дверь, потому как кричала старая уже так, что слушать и проходить мимо спокойно было нельзя. Соседи зашли, и нашли ее в кровати, всю в моче и кале, несколько дней не встававшую, кричащую и задыхающуюся с хрипом, почти никого не узнающую. Тут только и выяснилось, что любили, ценили ее… Бабы как могли обтерли ее, ополоснули под душем на стуле. Переодели в чистое, всхлипывая, стали сидеть возле нее, кто сколько может, чтоб к вещам каким кто в доме притронулся – ни-ни… А что делать-то? Вызвали врача, тот – сердце слабое, отекла, кислорода не хватает.. Ему – помрет? А он – ну, а вы что хотите… Так прошло дней пять… Кто поесть сготовит, кто покормит… а на утро – встала Дударчиха с постели сама, вдруг окрепшая, проснулась раньше соседок, что ее сторожили, с привычным своим тяжелым лицом, но тепло, искренне, всех поблагодарила, узнав, прошлась по квартире сама… Бабы на нее со слезами, с пожеланиями, как на родную, а она всех аккуратно выставила, поблагодарив, по домам… На следующее утро даже прошлась в магазин сама, правдо слабо, часто присаживаясь отдыхать на скамейку… и засудачили соседи, показалось им, что слава богу – оклемалась старая и час ее еще не пришел… А через пару ночей все снова повторилось – начала метаться по квартире, кричать и стенать, ослабла и слегла в постель, снова впав в полубеспамятство, пролежала так несколько дней… Соседи поначалу снова бросились ходить, ну, а потом что – у всех своя жизнь, свои семьи, свои дети и внуки, свои боли в голове и спине, давление по утрам и по вечерам, что тут сделаешь, плетью обуха не перебьешь, каждому суждено то, что суждено… Пару раз заглянули даже те из соседей, кто из «крутых», «с деньгами», съездили, привезли каких-то лекарств… но кто ей будет давать эти лекарства, вонючей старухе на кровати, да в беспамятстве… Так и прошла еще неделя – лежит Дударчиха в огромной и пустой квартире, кричит что-то, стонет дни и ночи напролет, так, что сердце рвется… соседи судачат, стоят под окнами. Заходят, посидят возле нее, пить подадут. Но всего ведь не высидишь… Потом вдруг чуть оклемается, успокоится… встанет, пройдется по квартире, что-то покашеварит себе на кухне, а потом – снова… Кто-то – сына, говорит, надо найти – да где его найдешь, его уж и как выглядел то все забыли… Позвонили в больницу, там – одинокая? Да. Сразу трубку кладут – платить и ухаживать, значит, некому… Позвонили в социальные службы, в «собес», как раньше это называлось, а теперь – черт разберет как… Оттуда пришли. Посмотрели, застав ее в несколько «хороших» часов… Сказали – забрать ее к нам можно, да только у нас хуже, пусть уж у себя дома помирает, на своей постели, так все же лучше… Посоветовали «посматривать»… слова – словами, а все то же: одинокая, платить за нее некому… кому нынче одинокая старуха нужна… да и когда нужна то была… Недели через полторы, когда уже понесся слух, что помирает старуха, всему кварталу известная, стали вдруг появляться молодые люди с борсетками, одетые хорошо, и осторожно интересоваться у соседей – что мол и как, если кто из близких, наследники… И всем стало понятно – на квартиру «сталинскую», роскошную зарятся… Ну и отшили их грубо, жестко, сказали – дайте хоть помереть человеку, потом налетайте, пошли отсюда…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

К черту (здесь и далее – иврит)

День вообще не приятный – отсыл к знаменитому выражению Голды Меир.

Всю душу и весь труд

Вечер наступления субботы, вечер пятницы

«вонючий грузин» – принятый в площадной ивритской речи ксенофобский фразеологизм

«Пальмах» – легендарное подразделение самообороны времен войны 1948 года.

Одно из известных сражений времен Шестидневной войны.

капиталовложения

Грязный делец, посредник в сомнительных делишках

Достоин доверия на двести процентов

Пример израильского успеха

Ксенофобка, расистка.

Хорошо, ладно.

Эй, приятель, все будет в порядке, оставь, замолчи. (смесь арабского и иврита)

Молитва встречи субботы, происходящая в пятницу вечером.