Борис Алексеев - Алые проталины

Много лет назад красота безраздельно царствовала над разумом человека. Древние рукописи, скульптуры, мозаики, фрески, знаменные распевы Руси – это средоточие красоты. Увы, начиная с прошлого века, отсутствие классической гармонии в человеческом доме стало нормой. Вы должны знать, что на месте каждого уничтоженного интеллектуального шедевра, остается несмываемое черное пятно, черная дыра, в которую проваливаются лучшие потенции человека. Более того, проваливаются, оставляя на поверхности земли выжженные оболочки благородных мыслей и высоких чувств. Короеды поедают эти жалкие останки духа, покрывая (не в храме будет сказано!) «интеллектуальными» испражнениями некогда цветущие долины. Уничтожение предметов красоты – это прибыльный бизнес последнего времени. Все началось с археологических раскопок, когда черные археологи стали нарушать целостность гробниц и выставлять в витринах музеев, или на продажу безжалостно расчлененную красоту. Всегда лукавым оправданием совершенного вандализма была некая научная необходимость. Вскрывая могилы и выкусывая из земли собственную историю, человек постепенно превратился в слепую гидру, пожирающую саму себя.

Простите меня за длинное предисловие, но роль, которую поручает вам Премудрость, должна быть вами понята до конца. Если в мир вернется множество уничтоженных мраморов Фидия, если то, что говорил Сократ, станет достоянием человека не только в изложении Платона, но и в текстах его прижизненных биографов, если иконы великого русского изографа Андрея Рублева, канувшие в лету, вновь засияют в храмах, верьте, друзья мои, мир изменится! Ведь смысл всякого творчества – поиск Божественной Премудрости, – девушка на минуту смолкла, перевела дух и продолжила, – вам каждому надлежит совершить подвиг отрешения от себя, стать сосудом, в который Красота нальет свое молодое вино. Честно говоря, я вам не завидую! Найти силы для сопереживания труду сотен выдающихся мастеров – не просто. Но другого пути нет. Красота не клонируется, но всегда возникает впервые, даже когда автор любовно копирует уже им совершенное. Сейчас у Престола каждый из вас озвучит наказы гениев прошлого и испытает на себе великую силу искусства, выжигающую в человеке все мелкое, сорное и злое. Помните, как сказал Пушкин? – «Гений и злодейство, две вещи не совместные!» И хотя Премудрость выбрала именно вас, вы можете отказаться от предложенного вам подвига. Решайте.

Дева смолкла, отошла сторону и присела на валик основания колонны. По смущенному виду ребят невозможно было понять, к чему склоняются их мысли. Константа времени, как натянутый резиновый жгут, казалось, вот-вот лопнет, не дождавшись их решения. Первым очнулся Алексей…

– Мой отец был летчик. Он погиб в Афганистане. Нам с матерью вручили отцову золотую звезду Героя. Я тогда был еще маленький и мало, что понимал. Но помню, как от слез матери сжалось мое сердце, и я прошептал: «Мама, не плачь, я обязательно сделаю твою жизнь прекрасной!» Я согласен.

– Нет-нет, и думать тут нечего! – в необычайном волнении заговорил Гоша. – У меня в руках последнее неизвестное стихотворение, написанное Пушкиным утром перед дуэлью! Об этом никто не знает потому, что Пушкин его сжег! Вы только послушайте!

Гоша в великом волнении прочитал небольшое стихотворение, в котором Александр Сергеевич детально описывал свою предстоящую смертельную дуэль, и в последней строфе просил Бога простить его за намерение убить человека.

– Я тоже согласен, – Гоша смолк и отошел в сторону, стараясь не показать друзьям внезапно брызнувшие из глаз слезы.

– А я нет! – с вызовом ощетинился Лева, – я не против сделать жизнь лучше, но я против нарушения исторического процесса. Восполняя изъяны красоты, мы покушаемся на саму Софию, Божью Премудрость, о которой так трогательно поведала нам прелестная путеводительница. Если премудрое время повелело забыть девять десятых из совершенного, то в этом должен быть свой исторический смысл! Потеря большинства, быть может, определена Богом как жертва ради той, десятой доли, которой суждено остаться в истории и служить человечеству вечно…

– Вечно? – возразил Леве Степан, – Лев, ты же сам мне не раз говорил, что любое априори заданное абсолютное понятие в реальном операторе, каковым является время, становится относительным. Вечные монастыри на Косовом поле в наш просвещенный двадцатый век оказались стерты с лица Земли американской бомбежкой. Это тоже пример «вечной» исторической справедливости?

– Да я что, – смутился Лева, – вообще-то, я тоже «за». Боюсь только нарушить систему.

– И вообще, мужики, кто мы такие, чтобы нос воротить от избранников Неба? Мы же спорим с волей Престола! Я – с благодарностью «за»! – подытожил Степан.

Леша дописывал натюрморт, поглядывая на радугу через высокие витражные окна мастерской. У него за спиной, упираясь головой в притолоку проема, стоял огромный Эдуард Венедиктович, академик живописи, руководитель натурного класса, к которому был приписан Лешка, и с нескрываемым изумлением наблюдал за работой своего ученика. Рядом с академиком, затаив дыхание, следил за каждым движением Лешиной кисти преподаватель академического рисунка Гаврила Исайич.

– Не понимаю! – шепнул Гаврила Исайич на ухо Эдуарду Венедиктовичу, – это же сущий Шарден! А подмалевок какой он сделал, видели?

– Видел, Гаврила Исайич, видел, – ответил тот, – сам ничего не понимаю! На наших глазах гений спорит со смертью!

Почтенный Эдуард Венедиктович вытер платком выступившие на глазах слезы:

– Он как радугой пишет! Премудро, ох, премудро все это…

Когда наши житейские устои сотрясают внезапные перемены, мы припоминаем основной закон философии – «закон перехода количества в качество». Удивительно, как такое могло случиться!

Животному проще.

«Безмозглый» представитель фауны имеет врожденную способность к предвидению.

Инстинкт самосохранения заставляет лягушку вытаптывать в банке молоко, пока не образуется спасительное масло. А человек? Будет ли он совершать бессмысленные на вид действия ради продолжения жизни? Вряд ли. Вы усмехнетесь: «А если в банке окажется простая вода, что тогда станет с лягушкой?»

Не знаю. Но утверждать: «Утонет!» – не буду.

Курчатовский институт, или попросту «Курчатник», в 70-ые годы прошлого века разительно отличался от многих подобных секретных заведений явной демократичностью внутреннего распорядка. Основатель института, один из «отцов» советской атомной бомбы, Игорь Васильевич Курчатов ввел правило свободного начала и окончания работы. Он приветствовал, если физики после обеда часок-другой поиграют в волейбол или на теннисных кортах погоняют мячик. Даже благоустройство территории Игорь Васильевич решил просто и гениально. Отложив в сторону готовую проектную планировку, просто подождал, пока сотрудники сами протопчут удобные им направления. И только потом распорядился вытоптанные дорожки заасфальтировать.