Кирилл Новоженов - Дневники. Книга первая

«Значит так, сейчас к Катейке, а потом в парк», – сказав это самому себе, Кирыч пошел одеваться. Заправил постель и посмотрел на экран телефона. Значок конвертика с тройкой прозрачно намекал, что Юлька ждать не научилась. Сообщения гласили, что девушкам нельзя отказывать в их просьбах, второе спрашивало, в чем сложность нажать одну кнопку, и третье поражало своей лаконичностью, ибо содержало всего одно слово, в которое девушка, видимо, вложила весь свой гнев – «сука». Настроение стремительно поползло вверх. Телефон отправился в задний карман джинсов, бананы для Катейки – в пакет. Сборы закончились и, посвистывая, Кирыч пошел к подруге в больницу.

Через два часа, выгнанный за нарушение часов посещения, Кир направился в парк. Шел он быстро и целенаправленно к старому тополю. Осмотрев его, Кирыч уверенно достал перочинный нож и стал срезать надпись, которую они оставили здесь с Маринкой за месяц до расставания.

С каждым движением ножа надпись все меньше проступала. Спустя десять минут, Кирыч осмотрел ровную поверхность, на которой уже другие «счастливчики» могли вырезать свои инициалы.

«Ну что, первый шаг есть. Будем делать второй», – подумал Кирыч, похлопал по старому дереву, прощаясь, и направился домой.

До приезда родителей Кирыч наслаждался бездельем, сходил еще раз к Катейке, которая, вопя от радости, сообщила, что в понедельник ее наконец-то выпустят из этих казематов. Душа у Кирыча просто пела, и к приезду родителей он даже пропылесосил свою комнату, а со стола исчез «творческий хаос».

Ключ заскрежетал в замке, дверь открылась, и в квартиру вошли родители. Батя довольно улыбался, а мама первым делом чмокнула сына в лоб и пошла проверять, что ее непутевое чадо съело и ело ли оно вообще. Исчезновение варенья было встречено нотацией, что столько сладкого есть нельзя, одинокая котлета в сковороде вызвала лишь фразу, мол, мог и доесть.

Ага, десять штук. За два дня. Поинтересовавшись, как дела у Катейки и обрадовавшись, что девушку завтра выпишут, мать посмотрела на сына, а потом перевела свой довольный взгляд на отца и сказала: «Ну и чего ждешь? Или самой идти?». Кирыч удивленно поднял глаза на отца, тот кивнул и скрылся за дверью. Вернулся он, спустя несколько минут, неся в руках одеяло, которое тихонько поскуливало.

– Ну, принимай пополнение, сын. И отец аккуратно передал сверток в руки Кирыча. Медленно опустившись на кровать, Кир отогнул край старенького одеяла, и на него уставилась пара хитрых глаз. Не веря своим глазам, Кирыч посмотрел на родителей.

– Спасибо.

Отец довольно улыбался в усы.

– Ну, родословной эта бестия не имеет, зато красавишна.

Развернув одеяльце до конца, взгляду Кирыча открылся щенок колли, рыжая, словно огонь, шерсть, снежно белый воротник, хитрые глаза и мокрый черный нос, который принюхивался к новой обстановке.

– Ма, откуда она?

– Откуда, откуда – от верблюда. У Филипповых знакомая разводит колли, ну и осталась последняя, которую никто не брал. То ли уши у нее не те, то ли морда длинная, короче, забраковали эту девку. Ну а тебе же не на выставки с ней носиться. Вот и привыкай заботиться хоть о собаке, а то вырасти – вырос, а в голове один ветер.

– Кличку собаке придумай, охламон. Ошейник, поводок в сумке, миску тоже купили.

«Однозначно, день полон сюрпризов», – подумал Кирыч и нежно потрепал щенка.

Два часа семейство убило, чтобы придумать имя рыжей бестии, которая плотно обосновалась у Кирыча на кровати и, свернувшись клубочком, спала, чуть подергивая лапой. Перебрали море вариантов, но Кирыч, на правах хозяина, выбрал Люцию.

– Ну, Люська, так Люська, – подытожил отец, и хитрая морда, навострив уши, звонко тяфкнула, выражая полное согласие.

Батя встал, потер руки и сказал, что неплохо бы было и пожевать. Мать бросилась на кухню и, гремя кастрюлями, что-то разогревала на плите.

– Как сам, сын? – голос отца стал серьезен.

– Да вроде нормально.

– Ну и хорошо.

Мобильник Кирыча зазвенел на столе, и Люська затяфкала от непривычного звука. «Марина» светилось на экране, телефон звенел, а Кирыч не решался поднять трубку. Батя посмотрел на экран мобильника и сделал жест, мол, отвечай.

– Слушаю

– Кирюшенька, а чего так долго трубку не берешь? Или думаешь, я тебе по пустякам звоню? – Маринка пьяно засмеялась в трубку, – знаешь, я еще вчера тебе хотела сказать, но ты весь такой несчастный шел, аж жалко стало…

– Говори уже.

– Ой, какие мы нетерпеливые. В общем, не строй иллюзий. Я с самого начала все назло маме делала. Так что твоя любовь-морковь меня не волновала. Забудь, если сможешь или живи и мучайся. Чао, малыш.

В трубке раздались гудки отбоя, рука Кирыча разжалась и телефон выпал на пол. Мир вокруг сжался до точки и взорвался в голове на миллиарды осколков.

– Па… ты слышал?

– Лучше бы не слышал.

– Па, можешь отвезти меня на дачу?

– А учеба как?

– Я нагоню потом.

Отец встал, дошел до двери и, обернувшись, сказал: «Собирайся, Люську с собой возьмешь, понял?»

Кирыч кивнул и достал из шкафа свою спортивную сумку, в которую начал сваливать вещи: тетрадь, зарядное, мобильник.

По стеклу машины бежали струйки дождя, разгоняемые дворниками. Свет фар выхватывал на поворотах деревья у обочины и дорожные знаки. На заднем сиденье дремала притихшая Люська.

Как батя разговаривал с матерью и что он ей сказал, Кирыч не слышал. Не слышал он и как отец матерился вполголоса, пока растапливал печь и выкладывал собранную матерью еду на полки холодильника.

– Люську кормить не забывай, понял? Я приеду дня через три.

Кирыч кивнул, и отец вышел. Машина тихо прошуршала по гравию дорожки, и Кир погрузился в тишину, нарушаемую лишь треском поленьев в печи…

Люська спала у Кирыча на коленях, поленья потрескивали, а в трубе гудел ветер.

На стене тихо постукивали часы, отсчитывая секунды и минуты жизни. Идиллия в концентрированном виде. Кирыч аккуратно переложил Люську на диван и расстегнул молнию сумки. Среди вещей, сваленных вперемешку, он сразу нащупал пластик мобильника, достал его и выключил, а со дна выудил полупустую пачку Парламента. Курить хотелось просто жуть. Пол под ногами тихонько поскрипывал, пока Кирыч, нацепив какие-то тапки поверх теплых носков, шел на улицу. Люська тявкнула и засеменила за своим хозяином, который сел на скамейку перед домом и, привалившись к стене спиной, нервно чиркал китайской Зиппо. Рыжий щенок тихонько заскулил, глядя в бледное лицо Кирыча, и тот, вздохнув, поднял и положил ее к себе на колени. Люська поелозила, устраиваясь поудобнее, и смешно вздохнула.