Заирбек Саша - МОЯ ЛЮДА родом из детства и СССР. Рассказы, статьи, эссе с комментариями составителя книги Замирбека Осорова

Он замыкается в ней. Он почти забывает о том, что где-то есть у него родственники, вспоминая о них только раз в месяц с получением передачи. Обычно же он занят только тем, что происходит в камере. А может в этом нет никакой закономерности- просто людьми владеет инстинкт самосохранения?..

А каково матерям, женам и сестрам каждый месяц ждать единственного дня, а потом получить отказ на свидание и даже на передачу, потому что следователь не разрешает, и затем часами стоять у его кабинета, выпрашивая разрешение, и наконец, не получив его, идти домой, неся отяжелевший в тонну кулек в пять килограммов, плача и проклиная того, кто пока только в кино человек?..

Старики говорят: «Не поступай так, чтобы кто-то тебя проклинал!» Мол, раньше проклятье исполнялось через сорок лет, а теперь исполняется через сорок дней.

Несговорчивость же Абсамата объяснялась тем, что с самого начала следствия следователь и прокурор, осуществлявший надзор, повернули все дело так, чтобы свалить вину за хозяйственное преступление с главных организаторов на второстепенных лиц – простых исполнителей распоряжений.

Хозяйственное преступление заключалось в следующем: выполняя план любой ценой, как это делалось повсеместно в годы застоя и продолжалось делаться здесь, в далекой Киргизии, в 1985 году, руководство совхоза при помощи торговых организаций, закупив у них масло и сдав его на гормолзавод в счет молока, причинило ущерб совхозу в пятьдесят три тысячи рублей.

Конкретно же это происходило так: директриса – единовластная с пятнадцатилетним стажем на этой должности и большими связями хозяйка совхоза – приобретала у торгашей в лице председателя райпотребсоюза и директора пищеторга топленое масло за наличные деньги подотчетных лиц, которые были выданы им в совхозной кассе на покупку излишков молока у населения. Гормолзавод после приемки масла в квитанциях указывал соответствующее этому количество молока. Подотчетные же лица по приказу директрисы оформляли это молоко, как купленное у населения. Им по указанию директрисы помогали составлять договоры (фиктивные) с населением о покупке молока учетчики, бухгалтеры, экономисты, бригадиры, управляющие и главные специалисты. Населению же объясняли, что, мол, от их подписи в ведомостях и договорах им вреда не будет, так как это нужно только для выполнения плана. Словом, весь совхоз был втянут в хозяйственное преступление, которое называлось выполнением плана. Разница же между суммой, выданной совхозом на покупку молока и суммой, выплаченной гормолзаводом за принятое масло и составила сумму ущерба. Другого выхода при запущенном животноводстве и его кормовой базы для безусловного выполнения плана просто не было.

Попутно же хозяйка совхоза не обделила и себя за труды по покупке масла и не оставила торгашей в накладе за их услуги. Так смело действовать ей позволяло и то обстоятельство, что во Фрунзе сидел у власти человек, который был ей давно знаком и обещал при условии выполнения всех плановых показателей (в совхозе же только план по молоку из года в год не выполнялся) ходатайствовать о присвоении ей звания Героя Социалистического Труда.

Выполнение плана само собою превратилось в очередную компанию, поддержанную непосредственно городским комитетом партии. Совхоз был пригородный: невыполнение плана было бы пятном на показателях не только совхоза, но и города.

И никого не удивляло то обстоятельство, что за два-три дня в сводках выполнения плана по совхозу сразу возрастало на 10—15 процентов, словно ни с того ни с сего каждая корова становилась рекордсменкой, либо, и тоже вдруг, ни с того ни с сего все население переставало потреблять молоко и только сдавало совхозу как излишки. Не удивляло, потому что за долгие годы видели и не такое.

Привычка защищать сильных мира сего либо сидела в следователе и прокуроре с самого рождения, либо приобреталась годами по указаниям сверху, как обычно бывает в жизни. Но во всяком случае, восточная мудрость издавна отмечала бесправие в наказаниях:

«Халвани хаким ейт- калтакти етим ейт!» (Халву кушает хаким-палку же сирота! – иск. узб.)

В своей несговорчивости Абсамат руководствовался одним: каждый должен отвечать за то, что он совершил… Пусть мы, рядовые исполнители, совершили преступление, но наша вина заключается в том, что мы делали то, что нам приказывали. И пусть каждый отвечает за то, что он совершил, а не за то, что ставит или пытается ставить следствие, которому не под силу привлечь к ответственности главных организаторов хозяйственного преступления.

Для последнего же требовалось выйти на тех, кто продавал и покупал масло посредством выявления торговых точек, где оно приобреталось. Это же следствию представлялось невозможным. Кто из рядовых исполнителей, которыми пыталось ограничиться следствие, мог достать через магазины 22 тонны масла, если в городе для свободной продажи населению сливочного масла вообще не было в 1985 году? Вся их вина заключалась в том, что они по требованию директрисы, взятые из кассы деньги на покупку молока, отдавали ей или управляющим, которые на них закупали масло.

Но нужно отдать должное следствию: из 22 тонн все же было выявлено около 7 тонн, которые можно было отнести за счет рядовых исполнителей (это было то масло, которое было приобретено управляющими по приказу директрисы или по собственной инициативе, чтобы заслужить ее благосклонность); остальные же 15 тонн оставались невыясненными – их нельзя было отнести за счет рядовых исполнителей. Из-за этих 15 тонн дело застряло между прокуратурой и судом: суд требовал выяснения, прокуратура же требовала принятия дела по причине невозможности выяснения: никто не хотел брать ответственность на себя в этом затянувшемся запутанном деле…

И в это неопределенное время невольно возникал вопрос, где же теперь те руководители, которые должны были отвечать за свои решения, указания и быть с теми, кого толкали на преступления во имя государственных, как говорили они, и партийных интересов?

Парторг, вечно ратовавший за выполнение плана, за покупку молока, сменил место работы и отделался выговором: благо есть родственник в обкоме. Директриса же, вооружившись возрастом, наградами, амнистией, отрицает свою вину с такой же настойчивостью, с какой раньше толкала людей на выполнение плана. Работники же горкома вообще остаются в стороне. Их как будто и вовсе не касается то, что с их ведома творилось в пригородном совхозе. Правда, первый секретарь горкома, наезжавший каждую неделю с требованием выполнения плана сам свел счеты со своей жизнью: были у него какие-то дела еще со времен застоя, за которые вот-вот должна была наступить расплата.