Дмитрий Тартаковский - Улица Освободителей. Жизнь начинающего писателя

© Дмитрий Тартаковский, 2019

ISBN 978-5-0050-4266-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из Википедии: «Улица Освободителей – сама длинная улица Менделеевска. Протяженность – 9450 метров. На улице расположены проходные крупнейших предприятий города: завод «Ленинская краска» (бывшая «Руссо-Краска»), завод РТИ (Резиново-Технических изделий), завод «Рассвет», завод «ХимТяжМаш». Кроме этого, на улице размещены все важные учереждения города: городской совет, Дворец Культуры, гимназия номер четырнадцать (основанная в царствование Екатерины Великой, архитектурный памятник под охраной ЮНЕСКО), Менделеевский Политехнический Колледж, Менеделеевский Педагогически-Индустриальный Колледж.

Улица начинается от шахты номер 1 (основанной в 1720 году по именному указу Петра Первого), и заканчивается у Голубых Озер (дом номер тысяча пять, остановка троллейбуса номер тридцать, автобуса маршрут тридцать пять-один остановка номер пятьдесят). Улица Освободителей внесена в Книгу рекородов Гинесса как одна из самых длинных улиц на Украине…»

Мы пили.

Сначала домашнее вино, потом самогон, потом водку. Саня Билецкий принес три «топора» – и вечер перестал быть томным.

К десяти часам группа наша была готова. В прямом и переносном смысле. Наша староста, Даша Евставфьева, громко и слёзно просила не пакостить – но Рома «Ромео» Жиган отличился, и выбросил содержимое желудка прямо на пол туалета.

– Рома, ну ё-моё! – причитал Серега Котляр, не забывая опустошать запасы «топора» – Кто так делает?!

Рома, пьяный и счастливый, продолжал опустошать желудок. Совместными усилиями трезвой части группы (как-никак, Ромео метром и восемьдесят сантиметров высотой, бокс, тяжелая атлетика) безвольное тело подтянули к унитазу. Даша выдохнула с облегчением, а мы вернулись к столу в зале.

Сидели, пили. С пьяных глаз говорили всякое, обсуждали преподавателей, клялись друг другу в вечном братстве. Особенно громко жаловался Мартын – ему, как-никак, чуть не срезали стипендию. Остальные, как люди опытные и бывавшие во всякого рода переделках, давали советы.

– Ты, главное, не дрейфь, – Котляр, человек рабочий, бывавший и в Росси, и в Белоруссии, пил и говорил мало, но чётко – Если препод давит, так под дурака работай. Башляй, где надо.

– Я понимаю, понимаю… – икал Мартын – Всё понимаю…

– Вот и делай. Главное у нас что? Физика забодать, да химика. А так степуха в кармане.

– Да, да…

Котляр, поняв, что зерна пали на добрую почву, подлил Мартыну. Тот выпил, и окончательно вырубился.

– Опять его тянуть, – проворчала Настя – Что это такое?

Мы стояли у окна, обнявшись, и все вокруг завидовали. Ну как – слегка, в меру неустроенности своей личной жизни. В целом все были рады, и даже наш Жиган ограничился поздравлениями вместо обычных приставаний.

Было хорошо. Выпили ровно столько, чтобы стало тепло, но не стало плохо. Настя сама прижалась ко мне, сама потребовала тепла, и сама же терлась щекой об мой старый свитер – и это было самым ярким проявлением любви. Говорили мало, больше целовались, и думали о светлом будущем.

– Не бойся, – отвечал я – Сам пойдет, и дойдет куда надо. Наша задача – правильно направить его.

– Ох!

– Это не трудно, – я поцеловал Настю в щеку.

– Поверю на слово, – улыбнулась Настя – Только я не хочу уходить.

За окном дома торжественны, величавы – как невесты в день венчания. Обычные в серые дни хрущевки и брежневки теперь преобразились в мутном свете, и город стал похож на древний храм. Только вместо колонн – пирамидальные тополя, вместо стен – длинные пятиэтажки. А в целом получалось очень красиво.

Вечер подходил к концу. Жигана общими усилиями положили в зале на диванчике, а мы принялись расходиться.

Мартын, изрядно готовый, искал шапку, которую держал в руках. Котляр сцепился в неравной схватке со стоящим в углу коридора свернутым ковром. Остальные пытались одеться в меру своих сил.

– Так, я открываю путь, – Настенька, не трезвее остальных, медленно открыла дверь – За мной, мальчики!

Мы с Котляром подхватили Мартына под руки и пошли вперед. Хотя «пошли» – не то слово. Уместнее было «поползли».

На улице было тепло и тихо. Осенний вечер вступил в свои права, и началось то время, когда хочется мечтать о светлом будущем. Но нам было некогда предаваться сладким мечтам – мы несли Мартына. В прямом смысле этого слова.

Путь наш пролягал по жилым кварталам. Под светом окон мир казался плоским, ограниченным, словно здесь, среди хрущевок, заканчивалась наша Вселенная. Но так и было – мы жили здесь, дети маленьких миров.

Дотянув Мартына к автобусной остановке, мы остановились. Котляр, сам не сильно трезвый, громко матерился, а мы с Настей занялись поцелуями.

– Ребята, – Мартын рвался куда-то вдаль, а Котляр его придерживал – Ребята, я вас уважаю… Ребята, честно слово.

– Верим, верим, – бедный Серый удерживал Мартына за шиворот куртки – Главное, не убегай никуда. Тебе же еще домой ехать.

Мартын с загадочным видом уставился на чёрные трубы ХимТяжМаша. Они хранили молчание, как и громада пустых цехов, где давно уже не было рабочих и работы.

Через несколько минут подъехал автобус. Мы погрузили Котляра с Мартыном в салон, помахали рукой, и отправились домой.

По пути Настя вдруг загрустила. Прижавшись как можно ближе к моему плечу, она вдруг спросила:

– А что дальше?

– Доучимся, пойдем работать, – ответил я.

– Слишком скромно, – поморщилась Настя – Я хочу большего.

– Чего?

– Не знаю, но хочу, – призналась моя благоверная – Когда пойму, тогда скажу.

– Великая женская логика! И долго мне ждать?

– Сколько надо, – тут последовала попытка меня ущипнуть за бок – Столько и будешь ждать. Не умничай.

Коротая время таким разговором, мы подошли к Освободителей, 69. Здесь Настя и жила, и – как я наивно надеялся – мы могли бы жить вместе.

– Придешь домой – позвонишь, ясно? И больше никакого пива, – Настя ловко натянула шапку мне на нос – Бегом, бегом.

Я в ответ поцеловал её – прямо так, с шапкой на носу.

– Ой, дурачек, – и тут же упорхнула за металлическую дверь. Я остался сам, снял шапку, и отправился домой.

Вся дорога по родной улице была словно экскурсией в прошлое. Вот родная гимназия, вот родные техникумы (хотя на самом деле один из них колледж, но…), вот проходные мертвых заводов. Когда-то на этой улице кипела жизнь, когда-то толпы студентов и рабочих шли по старой мостовой, помнящей русских царей. Когда-то…

У проходной ХимТяжМаша, как всегда, толпились местные реперы и скейтбордисты. Пили дешевое пойло, громко ругались, кое-кто пытался начитывать под бит из мобильного гнусавый «репчик». Каменный рабочий, держаший в руках колбу, с отвращением взирал на новых жителей родного края. Все стены проходной были исписаны граффити, среди которых особенно крупно выделялась алая исполинская надпись «Рэп-говно, рок рулит».