Таня Дибоу - Год в Сирии между миром и войной

Я жую привычную картошку и смотрю в окно. На крышах многих зданий и на столбах развеваются на ветру национальные флаги с изображением кедра и местных политических лидеров. Пасмурному декабрьскому дню эти красно-бело-зеленые ливанские флажки придают своеобразную живость.

– А почему так много флагов и плакатов? Может, местный праздник какой-то? – спрашиваю я у мужа.

Мохаммед привычно пожимает плечами:

– Не думаю, что дело в празднике. В этих краях любят развешивать флаги. В Сирии почти так же, для этого государственный праздник не нужен, – улыбается он и добавляет:

– Обычная политическая показуха и выражение преданности и патриотизма.

Из-за избыточной национальной символики у меня возникает ощущение, что в стране идет предвыборная кампания или готовится парад. Все эти флаги, транспаранты, портреты почти полностью закрывают здания и делают улицы похожими друг на друга.

С общественном транспортом тоже странная картина. Остановок и автобусов мы почти не видели. Местные жители передвигаются в основном на своих автомобилях.

Мы вернулись в гостиницу за вещами, намереваясь быстро собраться и ехать в Дамаск.

Когда мы сдавали ключи, молодой администратор вежливо по- интересовался, куда мы направляемся и почему не хотим погостить подольше. Узнав, что мы собираемся в Дамаск, он нас огорчил: из-за выпавшего ночью мокрого снега дорога туда до сих пор небезопасна и автобусы, скорее всего, еще не ходят.

Предположение администратора подтвердилось. Приехав на на автовокзал, видим что нет ни одного автобуса в соседнюю Сирию. Даже билетные кассы закрыты.

Всё будто вымерло. Дорожного сообщения между двумя странами нет уже второй день.

– Черт побери эту погоду! Просто жуть! И почему именно здесь и сейчас, когда некуда податься и нечем заняться? Что нам теперь делать? – я кричу и просто закипаю от недовольства и беспомощности в чужой стране в середине вокзала.

И тут мы слышим спасительные возгласы.

В тесноте, да не в обиде, мы – в такси, да не одни.

Прохождение ливанско-сирийской границы, или как я получила сирийскую визу и штамп о браке с сирийцем в паспорт.

Долгожданная дорога на Дамаск.

– Шам! Шам! Шам! – громко кричал, размахивая руками, частный таксист.

Шам 3по-арабски – одно из названий Дамаска.

О-о-о, мы спасены! Нас готов довезти до Шама сириец на шикарном черном джипе. Я успокоилась. Моего прежнего негодования и след простыл. Не люблю плотно набитые людьми автобусы. А здесь автобусу есть достойная альтернатива – доехать на машине без попутчиков, быстро и комфортно.

И опять я ошиблась! В Сирии самый распространенный междугородний транспорт – это автобус. Личная машина остается роскошью. Аренда частного автомобиля – тоже редкость. Поэтому выясняется, что едем мы в машине не одни. В салоне автомобиля уже сидят двое юношей, а сам автомобиль битком набит тюфяками и баулами. к тому же салон насквозь прокурен. Так что о комфорте теперь можно смело забыть.

Наши попутчики – тоже сирийцы. Работают в Ливане, возвращаются на родину. А хозяин машины – вовсе не хозяин, а арендует ее для своего бизнеса – перевозки людей и товаров между Бейрутом и Дамаском, Сирией и Ливаном. Ливанские автобусы часто отменяют рейсы, поэтому работы у частных таксистов хватает, и всегда есть возможность дополнительного заработка. Таксист говорит, что нам придется сделать остановку на окраине Бейрута и выгрузить товар. В машине лежит также несколько посылок, которые нужно доставить в Сирию.

3 Шам – классическое арабское название Сирии, которая раньше включала в себя современную Сирию, Израиль, Иорданию, Ливан, палестинские территории, части Ирака, Ирана и Южной Турции. Теперь этим словом называют только Дамаск. Кстати, в Ливане и Сирии местные жители очень редко называют Дамаск по-арабски Димашк, чаще – Шам или Димашк-эш-Шам.

Несмотря на эффектный внешний вид, салон машины довольно потрепанный, не люкс и не шик. У меня возникла аналогия с битком набитым товарным поездом, в который на каждый станции загружают дополнительный груз. Не хватает воздуха, но окна не откроешь, так как на улице то дождь, то снег.

Вот так, в тесноте, как селедки в бочке, едем мы по скоростной трассе из Бейрута в Дамаск. За окном сначала мелькают высокие здания большого города, через несколько минут они сменяются трущобами, а затем все постройки вовсе пропадают из виду.

Мне невесело, скучно и утомительно. Быстро темнеет, в салоне очень громко играет арабская музыка. Мужчины яростно жестикулируют, шумно и эмоционально что-то обсуждают. Не скажешь, что они познакомились только несколько минут назад. Я понимаю лишь отдельные слова и в бурном мужском разговоре не участвую. Мое неумение говорить по-арабски кажется мне большим недостатком. По натуре я – рассказчик, а не слушатель, но здесь пока остается довольствоваться ролью немого наблюдателя.

Дорога действительно опасна. Местами ее пересекают большие сугробы. Преодолевать их непросто. Автомобиль то буксует в снегу, то сбрасывает скорость на поворотах, чтобы не свалиться в овраг. Я замираю от волнения на каждом крутом повороте, где колеса противно скрипят по дорожному льду.

Спать хочется ужасно, но я не могу закрыть глаза. Пытаюсь раз- глядеть в кромешной темноте хоть что-то, похожее на свои восточные сказки. Увы, нет ни пустыни, ни солнца, ни жары… Темная зимняя ночь. Всё похоже на нашу прибалтийскую зиму, где в декабре так же темно и холодно. Только громкие голоса сирийских мужчин напоминают мне, что я очень далеко от дома.

Мы – на границе Ливана и Сирии. Нет ни очереди, ни транспорта, ни людей, хотя обычно здесь выстраиваются длинные вереницы машин.

Для моих сирийских попутчиков все проходит быстро и без всяких формальностей, так как они могут свободно пересекать ливанско-сирийскую границу по внутреннему удостоверению личности без всяких виз и штампов в паспорте.

А мы с мужем полчаса ждем служащего, который выдает сирийские визы. Он куда-то отлучился по своим делам, и никто не знает, где он и когда появится.

Вернувшись, он приветливо берет мой паспорт, с любопытством рассматривает его, внимательно оглядывает нас с мужем и интересуется:

– Какова цель визита? Туристическая? У кого вы собираетесь жить?

Вас кто-то принимает в Сирии?

– Я еду по проекту на работу, и у меня в Сирии супруг, – отвечаю я. Пограничник, слегка нахмурив брови, продолжает:

– А кто супруг? Вы, что ли? – и, обращаясь к Мохаммеду, переходит на арабский. – Вы действительно муж и жена? А почему до сих пор не оформлен брак в Сирии?

Он смотрит на меня с настороженностью, ведь наш брак в Сирии не легализован, и, по сути, здесь я не являюсь замужней женщиной.