Таня Дибоу - Год в Сирии между миром и войной

О свободных и безопасных поездках в Сирию можно забыть. Грустное совпадение: самый безопасный путь в Сирию на сегодняшний день – это дорога из Бейрута в Дамаск, по которой я когда-то ехала. Теперь здесь туристов не увидишь. Иностранцы на территории Сирии – это либо военные корреспонденты, либо военные советники, либо головорезы, приехавшие со всего мира воевать в рядах ИГИЛа.

Дорога из Бейрута от ливанской границы до Дамаска находится под контролем государственной власти. Армия надежно защищает проезжую часть от террористов. Военные останавливают каждого, тщательно осматривают машины и пассажиров. Сами сирийцы теперь стали беженцами в Ливане. В Ливане уже более полутора миллиона беженцев. В мире сирийцев не хотят видеть нигде, они ассоциируются или с террористами, или с беженцами. Получить визу какой-нибудь страны для них почти нереально.

Я называю последние шесть лет «уничтожающей трансформацией». Сравнивать начало и конец этого периода невозможно. Это как день и ночь, черт и Бог. изменения ужасные и устрашающие. По-моему, война – это проклятье для любого народа и страны, так как она уничтожает все.

Глава Сирии Башар Аль-Асад в 2014 году снова был избран прези- дентом, набрав абсолютное большинство голосов. Отношение к нему противоричивое. Сирийский народ раскололся на два лагеря – на сторонников режима Башара Аль-Асада и его противников.

Дорога на Дамаск для многих фанатиков-исламистов стала главной целью их жизни. Исламистские радикалы стремятся в Сирию для борьбы с «неверными», для них это – священное поле битвы. Если хочешь попасть в рай, ты должен пройти через Сирию. Война продолжается.

Когда я слушаю истории моих знакомых сирийцев, у меня щемит сердце. Господи! Неужели все это происходит в моей Сирии?! Мне до сих пор не верится в происходящее. После каждого разговора по телефону или электронного письма я плачу навзрыд. К счастью, многие мои сирийские друзья еще живы. Я всегда держу за них кулаки. За всех тех, кто еще остается в Сирии и несет на себе бремя войны. Я жду момента, когда мы снова встретимся на этой прекрасной земле.

Но в то же время я благодарна судьбе, что наша маленькая семья сейчас живет в Эстонии. Мы в безопасности и далеко от ужасов войны.

Из моей любимой песни известного современного сирийского певца Али ал`Дика» Доброе утро, Сирия!»

А что, уже утро?! Первая ночь пролетела невероятно быстро. Чувствую себя слегка уставшей от вчерашнего путешествия, хочется еще понежиться в кровати. Кажется, что в доме все еще спят и не торопятся подниматься со своих теплых, нагретых телами уютных лож. Ранняя утренняя тишина.

В комнате довольно холодно. Похоже, зимой она не отапливается, и меня это настораживает. Бр-р-р… Бр-р-р-р… Я словно в холодильнике. Казалось бы, мне, жительнице северной страны, не пристало жаловаться на температуру зимнего сирийского воздуха. Однако, похоже, о вечной жаре Ближнего Востока придется забыть или хотя бы свыкнуться с мыслью, что зима бывает везде.

Оглядываюсь и понимаю, что здесь вообще нет привычных радиаторов и других электрических обогревателей. Их заменяет странный металлический предмет, он стоит в углу и похож на буржуйку. Я совсем не умею пользоваться такой печкой – здесь нет привычных поленьев, которые можно забросить в топку. Сама печь давно остыла, но от нее идет мерзкий запах мазута. Пахнет, как на бензоколонке. Похоже, по ночам ее не топят – мало ли что может случиться. Вот и получается, что под утро помещение остывает.

Я еще совсем сонная, но спать дальше не дает холод, он щиплет мои высунувшиеся из-под одеяла ноги и нос. Однако я осознаю, что не холод прервал мой сон, а что-то другое. Может, ход часов? Кстати, где часы? Сколько уже времени? Одинокий циферблат уныло висит на белой пустой стене, но он мне не помощник. Нет привычного мерного тиканья, стрелки застыли на месте, забыв о своем основном предназначении.

В спальне нет окон, так что не определить – на улице еще темно или уже солнце светит.

С улицы доносятся странные протяжные монотонные звуки. Прислушиваюсь. Да, это завывающий мужской голос. Очень интригует.

Мохаммед, как маленький ребенок, крепко спит рядом. Не осмеливаюсь его будить после вчерашнего длинного дня. Да и незачем, сама попытаюсь догадаться. Пение продолжается, и мое любопытство побеждает.

Я тихонько встаю с кровати. Хорошо, что на полу лежит мягкий шерстяной ковер и мне не нужно топать босиком по холодным бетонным плитам с восточным узором. Второпях натягиваю пижамные штаны и единственный привезенный шерстяной вязаный свитер, который не раз согревал меня в Эстонии, на цыпочках выскальзываю из комна- ты, дохожу по широкому коридору до соседней гостиной, ее большое окно наконец удовлетворяет мое любопытство.

На улице только светает, но уже можно разглядеть ближайшие окрестности. Панорама не очень-то живописная. Сплошные дома. Яблоку негде упасть. Дома стоят так близко друг к другу, что кажется, рукой можно дотянуться до дома соседа. На улице – никого. Но кто-то же поет свою песню в надежде, что его услышат. Значит, спят не все.

О, мне кажется, что в этой просторной комнате значительно теплее, чем в спальне. Наверняка солнце нагревает здесь стены в течение дня. Странно, но и здесь нет исправных часов. Сколько же все-таки времени? И кто поет эту песню?

Быстро поднимаюсь на третий, последний, этаж дома, где пока никто не живет. Стройка в полном разгаре. Еще не очень понятно, что здесь будет, но уже видно, что помещение разделено на четыре просторные комнаты, как и на других этажах. Оконные рамы пока не застеклены, на полу – песок, серые бетонные стены. Окна без стекол в середине зимы? Впрочем, осадков зимой здесь, пожалуй, немного, так что стройку не обязательно консервировать.

Любопытство гонит меня выше, я поднимаюсь на крышу здания. Совсем другое дело. Отсюда вид гораздо лучше. В том смысле, что я вижу, где нахожусь и откуда доносится эта утренняя песня.