Юрий Бурчак-Находка - Россия – родина слонов!

Было это недалеко, буквально пять минут ходу. Возле кинотеатра «Океан», в обшарпаном подвальном помещении. Впоследствии я заметил, что заведения такого рода чаще всего находятся в подвалах каких-нибудь зачуханных домов. Наверно, это делается для того, чтобы сразу же, с порога, морально расплющить посетителя, неважно, с каким вопросом он пришёл. Так вот, как я ни пытался по системе Станиславского поселиться в шкуре простоватого юноши, у меня это плохо получалось. Ну, а когда я спустился в этот зловонный подвал, мне показалось, что я спустился в ад. Решимость начала покидать меня.

Какое здесь всё было убогое, мама моя! Начиная с облупленных стен, раздолбанной покосившейся мебели, окон с миллионом слоёв краски, кое-где залупленной на манер вздыбившихся тектонических плит, и кончая невообразимыми полами. Когда-то, при царе Александре III, они были покрыты изысканной мозаикой, тогда это был не подвал, а первый этаж прекрасного особняка. На этом замечательном полу шикарные офицеры Владивостокского гарнизона танцевали мазурку с не менее шикарными, сисястыми девушками, в жилах которых текла благородная дворянская кровь.

За эти сто с лишним лет помещение ушло под землю, и сто с лишним раз поменялся способ его использования. От мозаики остались только разрозненные фрагменты, частично была просто метлахская плитка. Это такая дерьмовая глиняная коричневая плитка, которую в Совдепии стелили в туалетах, для того чтобы не было видно размазанного по полу кала. Частично был просто бетон, местами крашеный краской, цвета серо-буро-малинового с продрысью. Местами была какая-то странная кирпичная кладка. Что за хрень – кирпичи вместо пола. Но я догадался: в годы Дальневосточной Республики органы ВЧК, наверно, замуровали туда замученных белогвардейцев или японцев, чтобы далеко не возить. Местами были какие-то полусгнившие доски, которые все старательно обходили, чтобы не провалиться туда, в ужасный подвал преисподней, где мечутся в тихой злобе души этих неупокоившихся белогвардейцев, ждущие, когда же провалится к ним советский краснопузый мент, чтобы растерзать его на миллион очень мелких кусочков.

Тусклые лампочки, покрытые сантиметровым слоем мушиных какашек, вроде бы освещают это интимное место. Фантастическое нагромождение разномастной перекорёженой мебели, эти невообразимые полы, люди, которые, принимая во внимание всё вышеописанное, кажутся просто представителями дьвола на грешной земле. С горящими красными глазами в проваленных, чёрных глазницах.

И вот в это жуткое царство теней спускается ваш скромный, чистый, почти не испорченный юноша с благородными помыслами – всего лишь забрать свои документы, чтобы иметь возможность помочь выбивающимся из сил крестьянам в их нелёгком труде.

Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядел присутствующих и, о ужас! Среди них я узнал того самого толстожопого ментилу, который спалил нас в самый неподходящий момент. Честно говоря, мы не рассчитывали на такое. Моя версия потери документов звучала бы сейчас крайне нелепо, весь план рассыпался на глазах.

Когда я всё же собрался с духом, и чего-то там вякнул по поводу застенчивых мальчиков и жестокого мегаполиса, из разных углов пещеры раздалось злобное хихикание.

– Вот как славно! Сам явился. А мы уж собрались завтра на вас облаву устраивать. Ну, давай, рассказывай подробнее, как и где ты потерял сумку.

Тут я понял – это конец! Плачет по мне тюремная койка или нары, как там это называется? Зато мама с детства говорила мне, что врать старшим нехорошо, да и просто врать тоже нехорошо. У меня снова закружилась голова, я был вне себя, меня прорвало. Состояние было точно такое же, как тогда на экзамене в «Рыбу».

Я уже не помню точно, что там ему бубнил, но помню, что не врал. В такой говняной ситуации вранъё только ухудшило бы положение. Я понял, надо давить на жалость, всё-таки они тоже люди, какие-никакие, а люди. Две руки, две ноги. Нёс какую-то навозную, плаксивую ахинею про больную маму, она действительно, на тот момент мучилась астмой. Про маленькую сестрёнку. О том, какой я замечательный пловец и оухительный художник. Я не стал говорить о том, что папа у меня некоторое время пожил в посёлке Волчанец на казённых харчах, и о том, что фарцевал джинсами в Находке. Посчитал, что им это будет не очень интересно. И так далее, и тому подобное. Вывалил им на уши дикую кучу всякого жалостливого говна. Меня несло. Слушали они, правда, с интересом, даже иногда переспрашивали. Но протокол, я заметил, не вели. Это меня приободрило, может не так всё плохо? Рассказывая всё это, я и сам стал понемножку верить в то, какой я всё-таки замечательный юноша. Никакой не драгдилер вовсе, просто неудачно пошалил. В общем, можно сказать, что своим красочным повествованием я им разбавил скучный, унылый вечер.

Мой словесный понос остановил седой мужик в гражданской одежде, он как-то тихонько появился ниоткуда и внимательно прислушивался, как я гоню свою тюльку. Вполне голливудский типаж, мужественное лицо, благородная седина, короткая стрижка, но в глазах какой-то недобрый огонёк. Я заметил, что окружающие относятся к нему с почтением. Наверно, поднялся из подвала преисподней, не иначе – посланец диавола.

– Снимите пальцы, пусть чешет на все четыре стороны, – Это он распорядился по поводу меня.

И мне: – Езжай пока в свой колхоз… А там поглядим.

– Да! И привет своим дружкам передавай.

Я, конечно, благоразумно заткнулся, чтобы ненароком не разозлить своего спасителя. Пусть хотя бы так. Я буду стараться, я оправдаю доверие, я расшибусь в лепёшку, но докажу, что замечательный парень. Да здравствует партия! Да здравствует товарищ Сталин!

Бллин! А Сталин-то причём? Что-то у меня, в самом деле, поехала крыша от радости. В этот момент я готов был вылизать ему жопу до зеркального блеска. Вот дерьмо! Да ладно, лишь бы свалить отсюда побыстрее.

Мои многострадальные ладошки во второй раз за день были покрыты чёрным дерьмом. Первое дерьмо осталось там, на газетке, если конечно тот мусорок не поступил по-хозяйски и не прибрал всё это халявное угощение. А второе дерьмо сразу же отпечаталось на этом ментовском бланке, на котором всякие бандюки оставляют им на память свои папиллярные рисунки. Но я-то не бандюк, просто глупый пацан. Наверно, и сейчас они хранятся где-нибудь в опупенном, бронированном сейфе, дожидаясь своего часа. Вот убью кого-нибудь, наоставляю своих пальчиков на трупе, и спалят меня. Точно спалят! Если что, надо будет не забыть резиновые перчатки одеть. Ещё маску с дырками на месте глаз, вдруг камеры стоят. Да! И не забыть бы барахлишко сжечь после всего, на этом тоже часто попадаются глупые пацаны.