Юрий Бурчак-Находка - Россия – родина слонов!

Запашок от фланели был жуткий, но нас это не беспокоило, свою вонь человек не ощущает – вот такой странный закон природы. Вы разве не замечали? Если пукнуть где-нибудь аккуратно, то даже как-то приятно пахнет. Но если сиранёт какой-нибудь подонок втихаря, то вонь жуткая стоит, хоть святых выноси.

Кроме этой фланки параллельно выдали ещё одну, белую. С этой, наоборот, обращались очень осторожно. Блевотина с неё никоим образом не отстирывалась. Эту белую мы одевали по жутким праздникам пару раз в год, вместе с белыми перчатками, и лихо маршировали по центральной площади мимо этого знаменитого красноармейца. Красота!

Ещё были штаны, которые тоже не требовали какого-нибудь особого обращения. Неудобно было только то, что как бы ты их не гладил, как бы не старался, стрелки держались всего пару часов, да и то если ходить, не сгибая коленок, а это очень неудобно, поверьте мне. Да, вот ещё одно неудобство, на них почему-то не было ширинки. По правде сказать, ширинки было даже две, но они находилось по бокам этих замечательных штанов. Приходилось расстёгивать их обе, чтобы выполнить слив излишков влаги.

Ещё форменные ботинки, на все сезоны, хоть жара, хоть мороз тридцать градусов, похер. Возможно, изобретатели этих ботинок считали, что у курсантов на зиму отрастает на ногах шерсть с густым подшёрстком, как у диких собак динго. К сожалению, шерсть не вырастала, поэтому ноги зимой страшно мёрзли. И ещё у этих ботинок подошва была из картона, из толстого такого картона, и поэтому они протирались чрезвычайно быстро, на месте большого пальца через месяц образовывалась дырка. Приходилось их чинить, а это удар по бюджету. Вместо того, чтобы нормально похлебать пивка, приходилось тратить бабло на такую фигню как ремонт казённой обуви.

Выдавали ещё страшные-престрашные рабочие ботинки. Они выглядели настолько неэстетично, что к ним прилипло прозвище «говнодавы» или просто «гады». Из какой-то ужасно жёсткой, толстой, бычьей, что ли, кожи, согнуть их было практически невозможно, ходить тоже с непривычки невозможно, но человек ко всему приспосабливается.

Как известно, военные в России приветствуют друг друга отданием чести, но только в том случае, если голова покрыта головным убором. Поэтому выдали фуражку с лакированным козырьком и кокардой с якорем. Называлась эта штука – «мица». В нормальном состоянии верх мицы должен быть идеально круглый, внутри там стояла такая пружина, которая как бы распрямляла все неровности ткани и делала мицу ну очень круглой и большой, как аэродром. Но ходить в таком чепчике было просто верхом кретинизма, поэтому пружину сразу выбрасывали, а саму кепку замачивали в воде и придавали ей форму фашистской сплющеной фуражки, как у Гитлера, со свисающими по бокам краями и задранной тульей. В этих мицах мы очень сильно смахивали на эсэсовцев. Хенде хох! Арбайтен, рашен швайн!

Самые продвинутые модники, чтобы выглядеть поприличнее, и чтобы девушки хоть как-то клевали, всю эту форменную срань видоизменяли до неузнаваемости. Несчастную фланель ушивали до фантастически дикой узости так, что в итоге, чтобы её одеть или снять требовалась чья-нибудь помощь. Несчастный гюйс вываривался в хлорке до голубого состояния, и на нём проглаживали две забубённые стрелки. «Ну, нахрена?» – спросите вы. А чёрт его знает, вроде как модно, тренд сезона. С брюками поступали наоборот, внизу вставляли клинья офигенной ширины, и в таком виде зажигали на дискотеках. Не забывайте про эсэсовские мицы. В общем, парни были хоть куда, прибавьте к этому форменные ботинки, на подошвы которых наклеивали двухсантиметровые платформы и семисантиметровый каблук а-ля Дипапл.

Правда, у начальства обо всём этом было другое мнение. Если курсант попадался, к примеру, капитану первого ранга Строгову, кстати, постоянно находящемуся в подпитии, то тот, ни минуты не сомневаясь, прямо тут же на месте вырывал клинья из штанов, давал пять нарядов и приказывал через час доложить об исправлении недостатков. Суровый был дядька, и фамилия подходящая, но алкаш конченый.

По утрам, как все нормальные курсанты, мы просыпались в шесть часов утра от жуткого крика: «П а д ъ ё- ё- ё- ё- м!!!» Вопль должен быть как можно ужаснее, чтобы потом какой-нибудь хитрый Гуторов не сказал, что он не слышал и поэтому проспал до обеда. Надо вскочить как можно проворнее, быстренько натянуть штаны. Если на дворе не зима, то мы с «голым торсом» резво выбегали на улицу, рысью добегали до плаца, там занимались зарядкой, и бегом возвращались обратно в роту, уже взбодрённые на весь день.

Теоретически так должно было быть, на практике получалось совсем иначе. Первое время почти все бегали как дураки, но однажды я подумал: «Нахера это надо? Бегать как дебил на холоде. Еще заболею, чего доброго». Дай-ка, думаю, по дороге забегу как бы в туалет, да там и пережду это глупое взбадривание. Пусть тут ссаками воняет, зато в тепле. Сказано – сделано, сворачиваю втихаря на выходе в туалет.

Батюшки светы… там толпа, все кабинки заняты. Якобы, всем приспичило, обосрались бедняги. «Ладно! Может быть, по дороге на улицу получится увильнуть, и забиться куда-нибудь в укромный уголок». На выходе из роты распахнуты двери. «Отлично! Спрячусь за двери пока, а потом проберусь в кроватку, когда все эти простаки убегут». Да что за чёрт? За дверями толпа! За другими тоже. Что за дерьмо такое? Там еще ниже лестница на цокольный этаж, где был музвзвод и кладовки. Внизу тоже толпа. Оказалось, я не один такой умник. В итоге жалких пара десятков человек из полутора сотен, самых правильных, а по-моему просто глупцов, побежали закаливать свои тела.

В дальнейшем, у всех по утрам движения были отработаны до автоматизма. Ганс и Слон после того, как был озвучен подъём, ныряли под кровать. Тащишь одеяло вниз, расстилаешь и продолжаешь кемарить дальше. В каждом кубаре были два рундука, вроде встроенных шкафов, в которых мы держали своё барахло, форму и все такое. Заборчик (Забровский) залезал в рундук и заваливал себя вещами. Скрючивался там в три погибели. Да это не страшно, он был гибкий, легкой атлетикой занимался. Но я придумал, мне кажется, лучше всех. Под кроватью крайне неудобно, там грязь ужасная, пыли метровый слой, а из рундука вылезешь скрюченным инвалидом.

Я делал так: поскольку моя кровать стояла ближе к окну, а между кроватями стояла тумбочка, то просто прижимался к стене, предварительно запихнув обувь под кровать, и завернув одеяло таким образом, будто кто-то только что встал с кровати и ушел. Ноги под одеялом смотрелись как просто скомканное одеяло, а голову скрывала тумбочка. Если вдруг заглянет какой-нибудь ублюдочный старшина, то увидит лишь пустой кубарь, мальчишки убежали заниматься физкультурой, всё окей. Ай да я, ай да сукин сын! Скажете, мелочь. А вот и нет, час добавочного здорового сна, это очень важно. Потом, днем, на занятиях, котелок варит гораздо лучше. Но эта беготня была только на первом курсе, потом от нас отвязались. Спустя примерно час, настоящий подъём, чистка зубов и прочая хренотень.