Никита Григорьев - Судьба зечки. А ведь всё могло быть совсем по-другому… Но, видно, не судьба…

Через день Влад снова бесцеремонно ввалился в их спальню. На этот раз Пётр уступил жену другу, просто, за бутылку водки. Екатерина на этот раз и не сопротивлялась, понимая, что от этого будет только хуже. В какой – то момент в её голове даже шевельнулась мысль помочь Владу, но отвращение и обида взяли верх и она снова молча стиснув зубы, перетерпела его «любовь». Откинувшись на подушку и отдышавшись, Влад бросил ей с упрёком:

– Ну что ты, как неживая? Лежишь, словно бревно бесчувственное? Разве так трудно пойти мне навстречу? Да, я не прав, что таким образом заполучил тебя, но ты ведь сама виновата, что не захотела по хорошему.

Она лежала, молча уставившись в потолок, а в её голове одна сумасбродная мысль сменяла другую. То ей хотелось отправить на тот свет мужа, то Влада, то… уйти из этой жизни самой…

Никто не мог предположить, сколько это ещё продолжалось бы, но однажды под утро Влад ввалился в квартиру весь окровавленный. Пока Пётр суетился возле раненного друга, а Екатерина, как умела, перевязывала ему плечо, Влад сквозь стоны и проклятья рассказывал вкратце и недомолвками Петру о случившемся.

Екатерина хоть и не вникала в их разговор, но её предыдущие подозрения о преступной жизни постояльца только усилились.

Теперь квартирант лежал на диване, сдерживая стон. К вечеру у него поднялась температура, а ночью он начал бредить. От его отдельных выкриков у неё мороз шёл по коже, она старалась не слышать его бредовых слов:

– Души! Души её суку! А ты держи её, что бы не дёргалась!

– Да закрой ты ей рот!

– На, затяни ей петлю! Крепче!

– Уходим! Он в меня, кажется, попал гад!

Екатерина понимала, что этот страшный случай заденет и её своим чёрным крылом.

Утром, зайдя в аптеку за бинтом, зелёнкой, жаропонижающим она услышала о трагедии, которая разыгралась в их городке прошлой ночью. Трое грабителей попытались вломиться к одинокому старику, но тот оказался не робкого десятка и вытянув из шкафа дробовик прямо через филёнчатую дверь убил наповал одного преступника и ранил другого. Милиция долго шла по кровавому следу раненого, но потом он потерялся. Личность убитого установлена, это ранее судимый Верзилин. Теперь проверяется круг его друзей и знакомых.

От услышанного Екатерина растерялась и, стараясь не привлекать общего внимания, вышла из аптеки и направилась домой. В их квартире находился незнакомый мужчина. Из его блатной речи она поняла, что это тот – третий. Он предложил Петру хорошенько поискать в квартире их общак – деньги и драгоценности. Долгие поиски ожидаемого результата не дали, и гость, уходя, бросил:

– Передайте Владу, что когда всё успокоится, я вернусь. А сейчас надо убираться. Советую и вам где – нибудь перекантоваться. Рано или поздно сюда придут менты.

Не прощаясь, надвинув на глаза кепку, гость вышел, громко хлопнув дверью.

Влад так и не приходил в сознание. Теперь он не бредил, а только тяжело стонал. Супруги никак не могли решить, что с ним делать. И только под вечер, глядя в окно на надвигающиеся сумерки, Пётр предложил вынести Влада и где – то оставить. Екатерине идея понравилась и поздно вечером, взяв его под руки, они вывели постояльца во двор. Перебросив его руку на плечо с одной стороны Пётр, Екатерина с другой, они поволокли его к реке. Постороннему наблюдателю показалось бы, что двое помогают идти пьяному человеку домой. Свернув с тропинки в камыши, они опустили тело на землю. Уходя, оглянувшись, они убедились, что камыши надёжно укрывают Влада от постороннего взгляда. Вернувшись в квартиру и убрав следы за раненным квартирантом, оба улеглись спать, решив что всё обойдётся само собой. Всю ночь Екатерине не спалось. Задремала она только под утро, но ей всё время грезился Влад, который лез к ней в постель… Пока супруги спали, круг, который изменит всю их дальнейшую жизнь, почти сомкнулся…

А тем временем, события у реки разворачивались следующим образом… То ли от утренней прохлады, то ли от влажной земли, брошенный ими Влад пришёл в себя. Инстинкт самосохранения и жажда жизни сработали в нём мгновенно и он начал ползти в сторону дороги. Двадцать метров, которые отделяли его от неё, он преодолевал очень долго. Несколько часов. Водитель первого проезжающего автомобиля, который заметил окровавленное и измученное тело человека на асфальте, вызвал милицию и скорую помощь.

Ну, а дальше всё происходило, как в страшном сне. Петра арестовали. Весь посёлок гудел, словно растревоженный улей. Оказывается, грабители на протяжении нескольких лет грабили одиноких старушек, и душили их. У соседей и родственников даже не возникало подозрений о насильственной смерти. Даже местный участковый врач, выписывая справку о смерти, указывал причину « В результате старения организма»…

Но сколько клубочку не катиться, конец придёт всё равно. Вот и убийцы вскоре были задержаны и взяты под стражу. Екатерина проходила в деле, как свидетель, но с каждым вызовом к следователю, она начинала всё больше и больше понимать, что превращается в подозреваемую, и установленное ей ограничение – подписка о не выезде, явно об этом свидетельствовало. Под стражу до суда она не была взята только по одной причине – второй беременности. Где – то подсознательно она чувствовала, что это будет тот нежеланный ребёнок, которого ей насильно «подарил» Влад…

Через шесть месяцев состоялся суд. Владу и его соучастнику, которые вместе с убитым Верзилиным убивали старушек, вынесли суровый приговор – высшую меру наказания через расстрел. Петру, как соучастнику – двенадцать лет лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима. Екатерине отмеряли восемь лет, под стражу она была взята там же, в зале суда, на девятом месяце беременности.

То ли пришёл срок, то ли от перенесённых волнений, но в холодное мартовское утро, первых дней пребывания в тюрьме, она родила девочку. Таким образом, они вместе начали отбывать срок наказания матери…

Екатерина уже привыкла, что её ребёнка заворачивают в казённую пелёнку, кладут в казённую колыбельку… Ведь дочка, родилась здесь, в колонии. А она, как и другие женщины-осужденные, ест одинаковыми ложками, носит одинаковую одежду, ходит строем, встаёт по звонку, потому что виновата и несёт наказание, отбывая от звонка до звонка свой, определённый судом, срок. Но её дитё… Оно – то за что так мучается?! За что отбывает вместе с ней «свой» срок?!

Я на мгновенье представил эту женщину, просиявшую улыбкой при виде своего ребёнка. И кто сможет подумать, что она могла воровать, мошенничать, убивать… Передо мной вечная картина жизни – мать с ребёнком на руках. Любовь эта сильнее обстоятельств и выше тюремных стен. И нет ей за это наказания. В такую минуту хочется забыть о преступлении, простить мать, списать ей все её грехи ради этого, ни в чём не повинного, ни в чём не ведающего существа. За что же ребёнок делит её участь? А где же оно, наше милосердие?! То милосердие, о котором мы напоминаем нашим согражданам почти на каждом шагу. Нам предлагают проявлять его всем и вокруг, но только не нашим согражданкам за колючей проволокой зоны. Как бы ни был хорош уход, добры нянечки, внимательны врачи, какую сумму денег не выдели государство на содержание этой маленькой души (да если бы всё это ещё и было выделено…), казённые блага не идут в сравнение с уютом домашним. Всего два часа в день мать и её дитя могут видеться. Всего три года вместе, в исправительно – трудовом учреждении, а дальше, если срок матери не подошёл к концу, ребёнок отправится в детский дом. Говорят, что общество пока не готово отпустить осужденную мать на свободу. Признавать это горько, видеть больно, но значит, не нажили мы ещё достаточно милосердия, не укрепились в вере, что сможем уберечь оступившегося человека, что хватит в обществе здоровых сил взять заботу о заблудшей матери на себя. А мне кажется, что мы только прикрываемся этими красивыми словами, что бы не взять ответственности на себя. Ведь это такая прекрасная отговорка: