Наталья Белинская - Бусы Мнемозины. Роман-лабиринт

– Вам в шестую! – произносит она вместо «здрасьте».

– Откуда вы знаете? – недоумеваю я.

– Да к отцу, небось! Одно лицо. И глазищи у вас одинаковые, – как что-то само собой разумеющееся, поясняет медработник.

Вообще этот инсульт изменил не только жизнь семьи, но и наши отношения с сестрой и Ларисой.

Лариса мне сразу понравилась своей откровенностью, хотя мы соблюдали определенную дистанцию. Она не пыталась изобразить радость по поводу общения со мной, однако я понимала, что причиной такого отношения была не я, а ее ревность к первому браку мужа: она не просто его любила, но была влюблена в него всю жизнь – и даже после его смерти. С другой стороны, она решила для себя, что я – девочка приличная и серьезная, и думала, что ее легкомысленной дочурке такое знакомство пойдет на пользу. В общем, она терпела меня как факт, не проявляя показной любезности, – и так было до инсульта отца.

Это было очень неожиданно и тяжело. Инсульт – вообще испытание нелегкое, но в каждом конкретном случае есть свои «но». Отцу было 62 года, он выглядел и чувствовал себя гораздо моложе и находился на пике своей научной карьеры. Такой живой, полный сил, громкий, не признающий ограничений… Случай был очень серьезным, думаю, что и отвезли его в больницу не сразу (они с Ларисой гуляли где-то за городом). Я даже не хочу представлять себе ее состояние, когда ее муж на полуслове упал без сознания. Потом он еще долго не приходил в себя, и мы не могли понять, видит ли он нас, узнает ли и что вообще происходит. Он пролежал в больнице недели две, и его выписали домой – обездвиженного, потерявшего речь и с крайне плохим прогнозом. Врачи сказали, что речь вряд ли вернется, а что касается движения, то «вы его даже не мучайте всякими упражнениями, потому что все равно ничего не добьетесь; максимум, что он сможет, – это сидеть, обложенный подушками; и то вряд ли».

К счастью, мы с Ларисой поступили по-своему. Еще в больнице мы познакомились с очень хорошим массажистом и физиотерапевтом, попросили научить нас основам массажа и рассказать, как в таких случаях работают с мышцами, чтобы не было атрофии. И ежедневно на протяжении трех лет я приезжала к ним домой, и, несмотря на спастику, боль и депрессию отца, мы делали все, что нужно: зарядку, купания, речевые упражнения, освоение элементарных навыков… Первое время активно помогала Нюра, но потом, убедившись, что мы и вдвоем справляемся, как-то отошла на задний план.

Через три года отец сам (с палочкой) ходил по квартире, с нашей помощью спускался на прогулку во двор с четвертого этажа «сталинского» дома и поднимался в квартиру, ездил на велотренажере, смотрел телевизор и читал газеты. Правда, речь у него так и не восстановилась, но отдельные слова он выговаривал, мы учились его понимать – и в результате общение наладилось. Конечно, все это было ужасно для него самого, учитывая, насколько энергичным и независимым человеком он всегда был, но как далеко мы ушли от медицинских прогнозов!

К сожалению, потом у него случилось еще два инсульта – не таких тяжелых, как первый, но ходить он уже не мог. И в таком состоянии прожил семнадцать лет.

Мы с Ларисой стали по-настоящему близкими родственниками. Более того: она даже маму мою начала приглашать в гости – и у них сложились добрые отношения. После переезда моей семьи в Израиль мы все время общались с Ларисой по телефону, и только благодаря ей наша с сестрой связь не прервалась окончательно.

А на кафедру, которой заведовал отец до болезни, три года не брали нового зава – все надеялись, что он вернется…

***

В семье существовало повторение имен, которое иногда приводило к забавным ситуациям. Мою бабушку по отцу звали Дарья. Так же зовут меня и мою племянницу, дочь моей сестры по отцу. А моя старшая дочь, Анна, – тезка своей тети.

С пяти лет я водила девочку на танцы. Однажды, разыскивая меня по какому-то делу, отец позвонил моей маме и поинтересовался, где Дарья. Мама сообщила, что я пошла с Аней на танцы.

– Безобразие! – возмущается отец. – Уже сами мамаши, а туда же – на танцы! Куда только мужья смотрят…

Порой путаница происходила и в родственных отношениях. Вот утро; моя сестра, еще не продрав глаза, выползает на кухню. Там отец уже пьет крепчайший чай вприкуску с сигаретой. Лощеная кошка, зеленоглазая брюнетка по имени Коша, не курит и не пьет чай, поэтому бросается к Нюре, надеясь разделить ее завтрак.

– Иди, иди, тебя дедушка покормит, – бурчит моя сонная сестрица.

– Интересно, кому из присутствующих я прихожусь дедушкой? – грозно вопрошает отец.

Коша на цыпочках покидает помещение…

***

К сожалению, родителей уже нет, а мы с сестрой и племянницей, которая стала замечательной мамой четверых детей и сделала очень успешную карьеру, живем в разных странах: я в Израиле, они – на Украине, в Киеве, куда переехали из Донбасса еще до Майдана и разгоревшейся после него гражданской войны. Общаемся с сестрой очень редко, только когда я звоню поздравлять ее с очередным днем рождения. Средства общения по Интернету Нюра так и не освоила, писать обычные письма уже лень, а связываться со мной по телефону для нее очень дорого. Раньше все новости передавались через Ларису, потом – через племянницу, которая, естественно, чувствует себя во «всемирной паутине» как дома, но противоположность наших с ней взглядов на украинские события привела к тому, что Даша перестала мне отвечать. Вот не станет меня – и две ветви семьи будут полностью изолированы. Очень жаль.

– Соня, а сделай мне стаканчаю!

Я долго думала, что любимый дедушкин напиток так и называется: стаканчаю. Это чай, но там очень мало заварки, поэтому он имеет золотистый цвет, и делать его можно только в стакане с подстаканником. Отсюда и название.

А еще я в детстве слышала, что есть такая книжка – про рыцаря, которого звали Донкий Ход. Донкий – наверное, потому что он был испанцем, доном, но тонким, а Ход – потому что на месте не сиделось. И он мне представлялся похожим на дедушку: энергичный, худой, только повыше – все-таки рыцарь, надо доспехи носить, а на невысокий дедушкин рост вряд ли делали…

***

– Бабушка, дай, пожалуйста, десять копеек!

– Зачем тебе?

– На мороженое!

– Ты сегодня уже ела мороженое.

– Ну, в кино с девочками схожу.

– В один день – и мороженое, и кино? Не слишком много? Сегодня не праздник! Ладно, возьми, но завтра не проси!

Ничего, у меня дедушка есть!

– Дедушка, дай, пожалуйста, десять копеек!

– Вот, на, возьми двадцать. А зачем тебе?

***

И внешне, и по характерам бабушка и дедушка полностью отличались. Правда, оба – очень добрые, но эта доброта выражалась по-разному: открыто и порывисто – у дедушки, тихо и сдержанно – у бабушки.