Дмитрий Ефремов - Время легенд

Проснулся он только под утро, чувствуя, что может не «успеть».

Небо по-прежнему было чистым. Звёзды мерцали в холодной бесконечной дали, возбуждая у Грини отвращение к его земной жизни. В голубом свете почти полной луны мир показался Грине сказкой, словно он был вылеплен рукой волшебника. Огромная поляна, залитая фосфорным светом, ульи, отбрасывающие тени на землю, громады сопок, окруживших пасеку, серебристая долина реки с алмазной жилкой, похожей на змейку – всё это жило своей, непостижимой для человека жизнью и как-будто молча наблюдало за ним, случайно вторгшимся в чужое.

С трудом удерживаясь на ногах, он вдохнул полной грудью. Вдруг ему показалось, что он не один. Он прислушался. В двадцати метрах кто-то ходил и жевал.

Дрожь пробежала по Грининому телу. Он уже хотел смыться обратно в дом, как вспомнил, что вечером видел коней. Преодолев страх, делая усилия над каждым шагом, Гриня медленно пошёл по серебристой от инея траве в сторону звука.

Увидев человека, конь поднял огромную голову и фыркнул. Он искоса осмотрел фигуру человека, тряхнул гривой и снова принялся щипать траву. Недалеко стоял ещё один конь и почему-то не двигался.

Гриня очень любил коней. Он увидел, что бедолага запутался в верёвке, прилипнув мордой к изгороди колючей проволоки. Тёмный лес, стоящий вокруг, всё время пугал Гриню, пока он освобождал коня.

Распутав не меньше десятка узлов, он перевязал коня на новое место. Даже не поблагодарив Гриню за его доброе дело, конь отметил новое место кучей навоза и припал к свежей траве.

«Скот», – подумал Гриня и пошёл в сторону дома. Его опять поразила необычайность окружающего мира. Это действовало на Гриню.

Он остановился. Реальность была даже слишком объёмной. Может, лунный свет создавал такой эффект, может глубокие тени, понять этого Гриня не мог, ведь обычно в это время Гриня спал и видел только сны.

В полной тишине мимо него проносились летучие мыши. Где-то в дебрях тёмного леса ухал филин. Стало прохладно, но Грине не хотелось уходить. Он что-то почувствовал в своей душе и стал сравнивать: суету людей, тесноту пыльных деревенских улиц, вездесущих школьников в узких школьных коридорах. Всё это было миром, чуждым тому, что окружало его в этой наполненной тайнами тишине. Осознавая её волшебную силу, Гриня одновременно понимал, что уже давно не является частью этой тишины. Что среда, проглотившая его когда-то, успела сделать его слепым и бесчувственным эгоистом. Словно впервые переживая радость встречи с чем-то близким и дорогим для себя, Гриня поймал себя на мысли, что остаётся чужим в этом мире, да и ненужным. Являясь учителем географии, он, по сути, ничему важному, исходя из того, что увидел и почувствовал здесь, научить не мог. Он просто коптил небо и вешал лапшу, одновременно протирая зад. Незаметно подкрался холод. Картина неожиданно потеряла объём, ему захотелось в тепло, туда, где было мягко и удобно. Он последний раз вдохнул полной грудью и потрусил к дому.

Проснулся Гриня уже засветло. В маленькое окошко заглядывало голубое небо, в котором плавно колыхалась пожелтевшая листва. Он лежал прямо на полу, заваленный сверху огромной кучей старых одеял, телогреек и рюкзаков. Грине стало приятно, что о нём позаботились. Он с трудом выбрался из этой мусорной ямы и, напялив на себя что-то тёплое, вышел на свежий воздух. Ощутив всеми клетками прелесть утренней свежести, Гриня поёжился от холода, смачно зевнул и поплёлся за дом, чтобы справить нужду. То, что он там увидел, сразу вернуло его к реальности.

Володька (вчерашний водитель) и его друг Пашка обдирали косулю. Руки у обоих были по локоть испачканы кровью. Володька делал надрезы острым, как бритва, ножом, а Пашка стягивал чулком светло-коричневую, похожую на замшу, шкуру. Пальцы его всё время соскальзывали, Пашка пыхтел, пыжился и ругался, как сапожник. У всех, кто был рядом, от удовольствия светились глаза. Народ предвкушал королевский завтрак. Все смотрели друг на друга счастливыми глазами и щурились от яркого утреннего солнца.

– Что ж ты, мать твою, спишь так долго. Всю охоту проспал, педагог хренов, – прошипел сквозь занятые бычком зубы Пашка. Весь его лоб тоже был вымазан кровью, а по взмыленной шее текли крупные капли пота.

– А кто её? – ещё не придя в себя от увиденного, спросил Гриня.

– Серёня. Изверг. Вон каку дыришшу заделал. Аккуратнее не мог. Всю грудину разворотил. Мучайся теперь. Все руки поиспачкал, – полушутя, полусерьёзно ворчал Пашка. Серёня, невысокий и невзрачный мужичок неопределённого возраста, стоял в сторонке и млел от удовольствия, улыбаясь своим детским лицом.

В таз уже сыпались козьи потроха, на Грининых глазах от козы осталась только маленькая головка с чёрными бусинками глаз, да тонкие изящные копытца. Немного поодаль ходили в ожидании обрезков собаки. Они показывали друг другу зубы и всё время зевали. Всё, что осталось от косули, побросали в кусты. Тут же образовалась кровавая бойня, в конце которой каждый получил то, на что имел право. Гриня был немало удивлён чёткой организацией в делёжке добычи. Одна из собак, больше всех похожая на лайку, уже таскала голову. Она подходила к собратьям и рычала на них, показывая белые длинные клыки. Проходя мимо Грини, собака недоверчиво покосилась, но, видя, что Гриня не опасен, нехотя вильнула ему хвостом и потащила голову в укромное место.

«Была коза и нет козы», – грустно подумал Гриня и побрел к речке, запинаясь в высокой, давно не кошенной траве своими нескладными ногами.

Вчерашняя Манжурка уже не казалась ему страшной и опасной. В прозрачном быстром потоке играла рыба. Речка весело шумела на перекатах, воздух над водой искрился и переливался всеми цветами радуги.

Выбрав бережок поположе, Гриня опустился на руки и сунул опухшую после ночи голову в быстрый поток. Двух секунд хватило, чтобы окончательно проснуться.

Немного побродив по берегу, Гриня вспомнил все впечатления прошедшей ночи и посмеялся над собственной наивностью. С бугорка, где стояла пасека, доносился смех, чьи-то возгласы: среди общего гвалта Гриня выделил весёлый Пашкин смех, улыбнулся и поплёлся обратно на пасеку.

Его долгое отсутствие никто не заметил. Вокруг царила суета. Мужики бродили вокруг кухни, изнывая от безделья и голода. У калитки Гриня увидел своих ночных знакомых. Оба коня стояли уже осёдланные и мирно щипали траву. Один конь был невысоким, с крепкими толстыми ногами и густой стоячей гривой. Таких коней называли якутами. Они отличались хорошей выносливостью и неприхотливостью. Второй был гораздо выше, но у него почему-то не было одного глаза. Рядом суетились вчерашние парни. Они приторачивали к сёдлам свои вещи и негромко о чём-то разговаривали. Гриня вспомнил, что парни переезжали на другое место, на пасеку Кедровую, что стояла в десяти километрах выше по течению. У ребят были ружья, и одеты они были должным образом, во всё таёжное и неприметное. У одного за голенищем выглядывала рукоятка большого охотничьего ножа.