Владислав Белов - Несостоявшийся рассвет. Повесть

Войну сорнякам объявили я, Витька и Вовка. Сделав из железных прутьев сабли, мы стали рубить его, призвав на помощь пацанов из соседних домов. Однако помощнички вскоре разбежались и оставили нас один на один против зелёных полчищ. К этому времени отчим сделал для меня меч из нержавеющей стали, который можно было вложить даже в ножны, изготовленные им же из оцинкованного железа. Как следует вооружившись, я предложил своим друзьям изобразить из себя трёх богатырей и сражаться с сорняками до победного конца. И моя идея им понравилась.

Разумеется, имея «настоящий меч», мне захотелось стать Ильей Муромцем, но Витька заупрямился: он не любил кому-либо подчиняться. На его протест я продемонстрировал меч и сказал, что у него такого нет, а со своей сабелькой из железного прута тот больше похож на татарина. Этот довод возымел действие, и мой друг уступил. Роль самого младшего богатыря, Алеши Поповича, тогда должна была отойти к Вовке. Но он серьёзно, чуть ли ни до слёз, заупрямился.

– А почему я? – заныл Вовка. – Как что плохое – сразу мне. Прошлый раз заставили быть Иванушкой Дурачком.

– Алеша Попович – богатырь, а не Иванушка Дурачок, – как можно любезнее стал объяснять ему я.

– А может ты, Ильей Муромцем хочешь стать? – делано возмутился Витька. – Ты на себя посмотри. Ну-ка сожми руку, покажи свои мышцы, – приказал он.

Володька, тужась из всех сил, согнул правую руку в локте, но на месте бицепса у него образовался маленький бугорок под тонкой и бледной кожей.

Я пощупал его согнутую руку ниже плеча и сомнительно покачал головой.

– Разве это мышцы!? – опять притворно возмутился Витька и сильно ткнул указательным пальцем в бугорок.

Володька поморщился от боли и опустил руку.

– Вот видишь? – назидательно поддержал я Витьку. – Из тебя и Добрыни Никитича не получится.

– Ладно, пацаны, я согласен, – сморщив лицо от боли и потирая ладонью вскочившую на руке шишечку, сказал он.

В тот день мы долго рубили сорняки. Сильно устали. От тяжёлого меча у меня разболелась правая рука; Витька, убедившись, что его сабелькой много сорняков не уничтожишь, ругался матом; а Володька, устав первым, повалился на густую траву. Некоторое время спустя, рядом с ним улеглись и мы.

– Ничего, – утешал я их и самого себя, – завтра ещё порубим. – И погладил свой мокрый, но не достаточно острый меч.

На другой день мы снова, правда, уже без первоначального энтузиазма, продолжили сечу. Витька попросил меч, чтобы опробовать его в бою с репейником, который плохо поддавался рубке, я же с удовольствием стал махать его лёгкой сабелькой, пока мы снова не присели на землю.

– Нет, тут без плуга и трактора не обойдёшься, – сказал практичный Витька.

– Рубили, рубили, а их вон, сколько ещё осталось, – поддержал его вконец уставший Володька.

Я молчал: не подобало Илье Муромцу сдаваться и срамить великую Русь! Затем поднялся, театрально выхватил из ножен меч и крикнул, обращаясь к развалившимся на траве богатырям:

– Кто к нам с мечом придёт, от него же и погибнет!

Моя рука стала с яростью махать направо и налево, и дружина, нехотя, снова вступила в неравный бой.

Неожиданно стал накрапывать дождь. Он зашуршал посреди полчищ сорняков, и нам показалось, что враги оживились, радуясь влаге и нашей малочисленности.

– Не посрамим земли русской! – снова попытался я воодушевить товарищей. Но дождь усилился и заставил нас с позором покинуть поле боя.

Он лил два дня, почти не переставая. Когда мы снова выбрались поиграть в богатырей, то увидели, что порубленные сорняки и, особенно, репейник, снова подняли головы, нагло поглядывая на нас набухающими бутонами, оставшимися на сломленных стеблях.

Дни каникул пролетали быстро. Вот уже подкрался август, и хотя трава оставалась зелёной, в кронах деревьев то там, то здесь появились пожелтевшие листочки, которые незаметно оказывались на земле после сильного ветра или дождя. Они напоминали о том, что не за горами осень и скоро начнутся занятия в школе.

В один из таких дней августа я, Витька и Володька решили сходить к аэродрому, рядом с которым располагалась «гора Бикет». Так местные жители прозвали большой холм, находящийся рядом с лётным полем. Взобравшись на покрытую травой высоту, мы обнаружили на её верху воронку от снаряда, превратившуюся с годами в неглубокое и заросшее густой травой овальное углубление.

С холма просматривался весь аэродром, с которого шумно взлетали или садились на него небольшие самолёты, прозванные в народе «кукурузниками». Задрав головы, мы стали наблюдать за их полётами.

– Кукурузники невысоко летают, – прокомментировал очередной полёт Витька. – Если что, можно легко спланировать на землю. Другое дело – реактивный самолет, – продолжал он демонстрировать свои познания в авиации, – на нём так легко не спланируешь, и нужен обязательно парашют.

– Интересно, – подхватил я, – а у лётчиков этих кукурузников имеются парашюты?

– Не знаю, – честно признался Витька.

– А зачем им парашюты?! – воскликнул Вовка. – Смотри, как они низко летают.

– Дурак! Это мы сидим на высоте, и нам кажется, что они низко летают, – возразил я.

– Значит и у них должны быть парашюты, – сделал вывод Витька.

– Эх! Полетать бы самому на таком самолете, – мечтательно сказал Вовка. Он заложил руки за голову и растянулся на траве.

– Ишь, чего захотел, Витька! – рассмеялся я, кивая тому на Вовку, и сам же ответил мечтателю: – Для этого сначала надо научиться летать.

– Папа учил меня ездить на студебекере. Он прямо посадил меня к себе на колени и говорит: «Держи баранку». Целых три километра я сам рулил, – с гордостью возразил наш младший друг.

– Это какой папа? Тот, что с весны у вас живёт? – стал уточнять Витька.

– Да.

– Хороший, небось, папа, – полюбопытствовал я.

– Как трезвый – хороший, а как напьётся – начинает гонять мать и кричать: «Ты что тут, бл…, без меня делала?!» И мне иногда достаётся, если не успею на улицу выбежать.

Я и Витька замолчали, жалея безобидного Вовку, который и драться-то не умел.

– А знаете что, ребята? Скорее всего, здесь шёл бой, – сказал я, желая поменять тему разговора, которая была знакома мне ещё с Евгащино. Мы подскочили и подошли к заросшей воронке. Я лег в неё и высоко поднял голову. – Здесь было укрепление «наших». Это углубление не от бомбы! Смотрите, как хорошо просматривается всё вокруг! – и, как бы нажав гашетку, изобразил голосом выстрелы пулемета:

– Тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та…

Друзьям моё предположение пришлась по вкусу, и они стали бросать комки земли вниз по склону холма, изображая летящие во фрицев гранаты. Атака немцев скоро захлебнулась, но они ещё оставались на высоте, поблескивая касками и изредка отвечая огнем.