Владислав Белов - Несостоявшийся рассвет. Повесть

– Патроны на исходе! – прокричал Витька.

– В атаку! – скомандовал я.

– Ура! – писклявым голосом поддержал Володька.

– Ура-а! – подхватили я и Витька, и враг был сброшен с высоты.

Одержав победу над воображаемым противником, мы снова легли в траву на склоне холма и уставились в чистое небо. На самом его краю уже начали собираться тёмные тучи. Они сначала зацепились за вершину остроконечного Бештау, немного отдохнули и стали спускаться вниз.

– Красивая гора! Вот бы там побывать, на са-а-мом верху, Витька, а? – обратился я к другу.

– Говорят там опасно и могут не пустить наверх.

– Почему? Откуда ты это знаешь? – наперебой обратились к нему я и Вовка.

– Отец работал там в карьере. Рассказывал, будто бы уран добывают. Поэтому и стоит охрана. Никого не подпускает. Или могут, если не послушаешь, арестовать, – осторожно сообщил нам Витька.

– И ты это всё знал, а нам ни разу не рассказывал!

– Отец запретил. Да я и так вам почти всё разболтал, – отмахнулся Витька и резко встал на ноги. – Ладно, айда, домой. Видите, туча какой стала. Может полить сильный дождь, – сделал он вывод и побежал вниз по склону Бикета.

– Надо все-таки сходить на Бештау, – прокричал я ему в след и тоже, с Вовкой, побежал за ним, опасаясь приближающегося дождя, крупные капли которого уже посыпались на наши головы.

Чувствовалось, что надвигался ливень, от которого нам уже не убежать и не спрятаться под деревом: впереди, до ближайших домов, было голое поле. Однако и возле первых частных домов мы не смогли укрыться от дождя. Постояв недолго под ветвями, свисающей из-за забора вишни, мы побежали дальше. Возбуждённые бегством от дождя и громко смеясь, мы шумно ворвались в коридор нашего барака. Но Володьке ещё надо было пересечь огромный пустырь и улицу, чтобы добраться до дома. Я позвал его к себе. Он, дрожа от холода и щёлкая зубами, ответил:

– Мамка ругать будет, а то ещё и папаша, если приехал, всыплет ремня.

Дождавшись некоторого затишья, наш друг бросился бежать, шлёпая босыми ногами, по вскипающим и пузырящимся от дождя лужам.

Наступило первое сентября, но Пятигорск продолжал утопал в зелени ореховых деревьев и акаций. По-прежнему, было много цветов, стояли ясные и уже не такие жаркие дни. Первой новостью, которой встретила школа, было сообщение завуча о том, что у нас будет новая учительница. Вместе с ней он зашёл к нам на первый урок и представил немолодую, с чёрными волосами и проседью между ними женщину.

– Ребята, – обратился он к нам, – теперь у вас будет новая учительница. Зовут её Ольга Ивановна. Прошу любить и жаловать. Пожалуйста, Ольга Ивановна, занимайте ваше место и начинайте урок. – Вопросы ко мне есть? – снова обратился к классу заведующий.

– А как же Ирина Владимировна? – спросил кто-то с задней парты.

– Ирина Владимировна, к сожалению, покинула нашу школу. Но, я думаю, что вы также подружитесь и с Ольгой Ивановной. У неё очень большой опыт работы, и я, надеюсь, что она скоро понравиться вам. Желаю всем успехов в новом учебном году! До свидания.

Мы дружно встали и хором (все-таки завуч!) – прокричали:

– До свидания!

– Садитесь, ребята, – добрым и спокойным голосом обратилась к нам Ольга Ивановна. Она надела очки и открыла классный журнал. – Для начала, давайте познакомимся.

Потекли школьные дни. Новая учительница понравилась всему классу. Как потом мы узнали, она жила одна и не имела собственных детей. Поэтому её отношение к нам больше напоминало отношение матери. На её уроках можно было свободно повернуться назад, пошептаться с соседом по парте и даже лишний раз попроситься сходить в туалет. Последнее для меня было важно, поскольку я был очень стеснительным и старался терпеть до конца урока.

Иногда, Ольга Ивановна приглашала нас к себе домой, поила чаем с конфетами, а том усаживала за большой круглый стол и играла с нами в лото. Отличники и хорошисты ходили у неё в любимчиках, в число которых попал и я. Но это никак не отражалось на остальных. Словно добрая мать, она лишь ставила нас в пример непослушным и ленивым ученикам, но никогда и никого из них не унижала. Я вообще не помню, чтобы Ольга Ивановна кричала на кого-либо из нас. Наоборот, самым большим наказанием было её молчание или нежелание разговаривать с провинившимся учеником.

Поэтому мы, словно галчата, смотрели ей в рот и ждали, на кого она обратит своё учительское внимание, дожидаясь от неё очередной похвалы. Она же хвалила с удовольствием, радуясь за нас, как за собственных детей. А кто из детей не любит, чтобы его хвалили за хороший поступок или оценку? Честолюбивый и старающийся быть впереди всех, я словно приобретал крылья после её похвал и старался учиться ещё прилежнее.

К этому времени я увлёкся чтением книг. Конечно, по началу, это были сказки, и их чтение стало моим вторым увлечением после шахматной игры. Единственным человеком, которому это не понравилось, был отчим. Завидев меня с книжкой в руке, которую я обычно читал лёжа на диване, он не упускал случая прокомментировать увиденное им матери:

– Смотри: наш «мулла» зачитался. Нет, чтобы воды принести в дом! – с упрёком говорил он ей.

Мать обычно отмалчивалась, не обращая на его слова внимания. Но отчим не отставал, дёргал меня за ногу и, как бы шутливо, кричал:

– Эй, «мулла»! Совсем зачитался… Иди воды, хоть, принеси!

Тогда мать не выдерживала и говорила:

– Отстань от ребёнка. Пусть читает. Затем брала ведро и приносила воду.

– Так, Лидка, ты его совсем избалуешь или он муллой станет, – полушутя-полусерьёзно укорял мать отчим.

В то время я не понимал значение слова «мулла», но, по словам отчима, выходило, что это никчемный и ленивый человек. Но я себя таковым не считал. Придя со школы, я заправлял не только свою, но и их огромную кровать, протирал полы и мыл под рукомойником оставшуюся от завтрака посуду. Вначале я это делал по просьбе матери, которая уходила на работу в пять часов утра. Иногда – сам. И тогда она, обрадованная проявлением у меня самостоятельности, не переставала меня нахваливать. Это подстёгивало желание угодить ей, и, постепенно, уборка комнаты стала для меня приятным и привычным делом.

Причина же упрёков со стороны отчима, которого я упорно не хотел называть папой, мне стали понятны с годами. Не получив достаточного образования, он завидовал моим успехам в учёбе. А чтение книжек, которое в глухой Сибири было, практически, никчемным занятием, по сравнению с ведением домашнего хозяйства, там, действительно, рассматривалось забитыми и тёмными людьми, как непонятное для них чтение сур муллой.

Кроме того, мне нравилось учиться, и школьные дни пролетали для меня незаметно. Во время моего возвращения из школы, дома никого не было, и я сам придерживался определённого плана занятий и отдыха. Этому нас учила Ольга Ивановна.