Милла Генрих - Время, в котором меня нет

Я тихо уселась в угол, мне что-то становилось страшно от этого пронзительного взгляда. А сама взяла и ляпнула:

– А вы что, в школе не учились? Раз такого самого простого не знаете?

Наверное, этим своим вопросом я его озадачила. Он отвернулся к окну, постоял так несколько секунд и, развернувшись, ко мне сказал:

– Давай так, ты мне подробно расскажешь, о чем там мир знает, а я тебя за это помилую и не дам сжечь на костре.

Я поняла, что он тоже думает, что я ведьма. Ну поскольку я обещала, что закричу громко, стала кричать во все горло, аж зажмурив глаза:

– А-а-а-а-а-а-а-а-!!!

Потом глянула на него, он, улыбаясь, смотрел на меня.

– Не смешно, понятно! – сказала ему и зачем-то показала язык, не знаю, какая-то идиотская выходка, которой сама не могла дать объяснения.

– Без моего разрешения здесь даже дверь не откроется, хоть сколько кричи.

– Я передумала уже кричать.

– Вот и правильно.

И тут же спросил, чем меня удивил.

– Есть хочешь?

Подумав, чего бы это значило, такая забота, все же ответила:

– Хочу.

Как ни странно, есть я все же хотела. Даже в животе уже временами урчало.

Он опять подошел к окну, что-то сказал кому-то. Я услышала удаляющийся бег, и только.

– Ну а пока рассказывай. Значит, ты родилась в России?

– Да, – ответила ему я.

– А как ты сюда попала?

– Очень просто, как все, на самолете.

– На чем? – тут же спросил он.

– На самолете, – повторила я.

– А что это такое?

Ой мама, подумала я, точно сектанты древние какие-то, раз не знают, что такое самолет.

– А вы в небо смотрите иногда? – спросила я его встречно.

– Иногда смотрю, и что?

– И что, никогда не видели, как там пролетают самолеты?

Он сидел напротив меня, и глаза его заметно расширялись.

Потом добавил.

– Тебе надо поесть, после той сон-ягоды у тебя, видно, видения дьявола.

Дверь отворилась, и тот же бородатый парень занес корзину, поставил на стол, что-то сказал на своем непонятном языке и вышел.

– Идем к столу, – сказал Винценто.

Я слезла с кровати и пошла к столу, он вытаскивал из корзины хлеб, топленое масло в горшочке, одну жареную рыбу средней величины, похожую на форель, луковицу, яйца и смешной формы бутылку, не знаю, чем наполненную. Убрав корзину со стола и пододвинув табурет, сказал:

– Садись, кушать.

– Спасибо, – и села на табурет.

Он же опять отошел к окну, облокотился и молча стал наблюдать.

– А сколько времени я спала? – спросила я его.

– Почти сутки, – ответил он.

– Как сутки? – чуть ли не выкрикнула я

– А сколько ягод ты съела?

– Каких ягод?

– Ну там, у большого камня, где Эгона ждала?

– А, землянику, ее только три ягодки было. Так мало, что я даже вкуса не почувствовала.

– Это сон-ягода паралич, а не земляника, хотя очень на нее похожа. Спасибо скажи, что их так мало там было, а то бы давно спала

вечным сном.

– Спасибо, – сказала я и стала разрывать хлеб, поскольку он не был нарезан и ножа не было, взяла рыбу, положила на деревянную миску, которая стояла на столе, и стала руками ее разделывать и отправлять себе в рот, ни вилки, ни ножа не было, лежала только деревянная ложка, видно, для масла.

Он опять достал из голенища сапога свой кинжал и рассек луковицу. Обалдеть, подумала я. Но сырой лук мне на дух не надо было. Рыба была вкусной, а может, я была сильно голодной, хлеб был мягкий, вкус обалденный просто. Открыв бутылку, Винценто взял ковш, выплеснул в окно оставшуюся воду и налил туда содержимое бутылки, подал мне.

Запахло кислым.

– Что это? – спросила я его.

– Вино, пей.

Отхлебнув вина, меня аж передернуло, такое оно было кислое. «Уксус, блин, – подумала я, – а не вино, брр, не люблю вообще вина». Но не стала показывать, что мне это не нравится.

Отхлебнув для приличия еще пару глотков, я почувствовала, как тепло стало растекаться по моему телу. Я слегка опьянела.

– Кажется, я сейчас от вашего вина опять усну на сутки, и тогда меня будет разыскивать полиция.

Он взял ковш с вином из моих рук, произнес:

– Точно, теперь я вижу, что хватит тебе пить. Ешь лучше.

Но съев почти рыбу до конца, я была уже сыта. Сейчас мне хотелось лечь опять в кровать и уснуть, легкое головокружение в голове делало тело слабым. И чего меня опять понесло, сама не знаю. Хотя, как не знаю, знаю, терпение лопалось, но натура есть натура. Слегка краснея, сказала:

– А где у вас тут комната личной гигиены?

– Какая комната?

– Ну ладно, не личной, а общественной?

– Я не понял, какой комнатой ты интересуешься?

– Ну вот блин, все надо сказать прямым текстом. Туалет, говорю, где?

Смеялся он красиво и очень заразительно. Я тоже засмеялась. Но смех смехом, но естество давало знать. Тут он стал отходить к двери, при этом рукой указал в другой угол, который был шторкой отгорожен, и снизу виднелся горшок. У самой двери сказал:

– Я скоро вернусь, и не смей спать.

Сам быстро вышел.

Подойдя к углу и отодвинув шторку, я уже не смеялась, там правда стоял горшок и ничего другое не было. Я бросилась к двери, стала кричать, колотить по ней.

– Послушайте, это уже издевательство, так не честно. Откройте, блин, дверь. Я буду на вас жаловаться.

Из-за двери донеслось:

– Делай свое дело, иначе будешь это делать при мне.

– Изверги, извращенцы чертовы! – кричала я, тарабаня в двери. В замке опять заклацало, и я поняла, что он возвращается и мне действительно придется справлять нужду в его присутствии, снова заорав:

– Не входи, придурок, а то горшком получишь по тыкве своей извращенской.

Услышала в ответ смех, но дверь не отворилась, мне пришлось идти в этот чертовый угол с горшком.

Выглянув в окно, я увидела здорового парня, который стоял напротив окна и сверлил меня своими глазами.

– Чего вытаращился? – крикнула я ему от злости.

Он только перекрестил три раза окно, а может, меня, что-то крикнул на непонятном опять диалекте, и в этот момент дверь отворилась, вошел снова Винценто.

– Отойди от окна, иначе я прикажу, чтобы тебя посадили в яму, там нету даже горшка. Помни об этом.

– Вот скажите мне, сударь, я что, пленница? И по какому праву, вы меня держите тут?

– Я не отвечу на твой вопрос, пока не узнаю, откуда ты знаешь все о наших планах замка.

– Опять двадцать пять, да не знаю я о ваших планах ничего, и мне не нужны они, у меня своих хватает и планов, и проблем. А одна проблема сейчас смотрит мне в глаза и прикидывается тут чуть ли не владыкой мира сего.

– Садись! – указав пальцем мне на кровать.

Я прошла опять к кровати, села в угол, хмель потихоньку, видно от злости, стал из меня выходить.

– Послушайте, я правда ничего не знаю, ни о вас, ни о ваших планах, там у озера я ведь поверила в ваше слово чести, так вот и в мое слово чести поверьте!