Милла Генрих - Время, в котором меня нет

Они стояли, глядя на меня, и думали, наверное, что от страха я сошла с ума.

Рыцарь улыбнулся и сказал:

– Ну вот, кажется, успокоилась. Теперь мы вас оставим тут ненадолго. Нас ждут внизу. Мы скоро с Артуром вернемся.

Он говорил это, смотря на Эгона, а тот кивнул в знак согласия. Но при этом еще и поклонился.

А я услышала слово «внизу» и от страха закричала:

– Там внизу куча бешеных кабанов! Вы что, с ума сошли, туда лезть!

Рыцарь улыбнулся и пальцем вытер катившуюся из моих глаз слезу, сказав:

– Не бойся, нас очень много, и с нами ничего не случится, только ты оставайся рядом с Эгоном и ничего не делай, просто посидите и отдохните, пока мы не вернемся.

Я посмотрела в его сине-зеленые глаза, самые красивые глаза, которые я когда-либо видела, и в них отразилась такая нежность, что мне стало спокойно, я кивнула тоже, как и Эгон, и пошла к камню, на который тот присел, пытаясь тряпкой обмотать пятку, которая до сих пор кровоточила. Рыцарь с Блондином ушли. Я оторвала еще одну ленту от подола своей юбки, она уже была не белого, а земельного цвета, и вообще это уже была не юбка, а какая-то обдиргашка, местами порванная, грязная. Сев перед Эгоном, сказала:

– Давай свою ногу, перевяжу ее.

Он протянул руку и выдернул ленту из моих рук, сказав:

– Я сам, ты лучше свои коленки обтирай, они у тебя тоже все в крови. Вон, смотри, широкий зеленый лист, сорви его и приложи к ранкам и замотай. Тебе придется еще маленько оторвать от юбки кусок материи.

– Да нет проблем, – ответила я и начала отрывать еще одну полоску. Юбка уже от длины по щиколотку становилась медленно мини-юбкой, она была уже практически выше колен.

Пацан неумело обмотал пятку, хотя, может, от того, что лента была не настолько длинной, чтоб наложить нормальную повязку. Сорвав широкий лист, на который мне показали, отряхнув его и маленько обтерев об свой топ, я приложила лист к ранке, немножко обмотала, и, поделив ленту пополам, завязала, и получилось даже неплохо, бинтовать я все же умела. Потом глянула на Эгона и сказала:

– Твоя повязка слетит, как только ты пошевелишь ногой, дай я перевяжу.

– Не упадет, хотя ты и вправду вяжешь лучше, чем я. Ну на, замотай, у тебя это получается хорошо.

Он размотал ногу и протянул окровавленную ленту мне, взяв ее, я глянула на его пятку, мне показалось, ее нет, кабан ее, наверное, съел, во всяком случае, кровяное месиво не дало мне что-либо увидеть, меня затошнило, я бросила повязку на Эгона и шарахнулась в сторону, чтоб не извергать свой съеденный завтрак прям на него…

– Вот неженка, черт бы тебя побрал, раз не можешь, чего говоришь «давай перевяжу». Сидела бы спокойно. Нет, теперь еще если в обморок упадешь, что я с тобой делать буду, – заворчал он. А сам заматывал снова свою пятку.

Желудок мой возмущался, вызывая позывы рвоты. Но меня не рвало. Только глаза просились на лоб от рвотных позывов. Я прилегла на камни боком, закрыла глаза. Немного полежав, мне полегчало. Эгон продолжал что-то ворчать, но я не вслушивалась, о чем он там бурчит. Повернувшись на спину, я посмотрела на небо, оно было такого же ярко-голубого цвета, как и ранним утром, когда я вышла во двор своего дома. Это чистое голубое небо и потянуло меня, как бабочку, в лес. Как я хотела тогда порхать, и как сейчас, лежа на камнях, не хотела даже шевелиться, силы покинули меня окончательно. Я очень хотела домой.

Эгон спустился с камня, видно, нога у него болела сильно, раз он не стал подниматься на ноги, а только морщился, подполз ко мне, его голова нависла над моей, и, глядя мне в глаза, он спросил:

– Ну как, тебе уже лучше?

– Совсем капельку, – ответила я.

– Да вижу, щеки порозовели, а то зеленая была, то ли от страха, то ли от моей крови. Эх ты, совсем как принцесса. Как тебя звать-то?

– Миледа, прости, сил нету, чтобы присесть в реверансе.

– Миледа, какое странное имя, никогда не слышал такого. А меня Эгон зовут, смешная ты, лежи, я не милорд, чтоб передо мной в поклоне имя называть.

– Спасибо тебе, Эгон.

– За что?

– За все, за помощь, за защиту, ведь ты и вправду пострадал из-за меня.

– Да ладно тебе, я хоть не из знати, но нас милорд обучает женщин защищать и уважать.

– Кто такой милорд?

– Ха-ха-ха, – засмеялся он, – не придуривайся, что не знаешь, кто в наших краях милорд и на чьей земле ты живешь.

– Я правда не знаю. Хотя, наверное, я сошла с ума, сейчас ведь весна, а здесь репейники уже не просто цветут, а еще и цепляются. Все, что появляется летом, уже все есть. И кабаны странные, они ж пугливые по идее, хотя если раненые, то не знаю.

– Тогда откуда ты к нам пожаловала, совсем голая?

– Вот бы знать сейчас, откуда, и вообще, почему голая-то? Одетая, как и все.

– Как все? Так на тебе ничего нету, кроме нижней юбки и какой-то странной повязки сверху. А теперь и нижняя твоя юбка уже не юбка. Вот как ты пойдешь в деревню?

– Ну да, моя одежда немного не вписывается в ваше кино, она слишком современна, пойду очень даже хорошо, и не в деревню, а в город, и даже стесняться не буду, гордо пройду по улице и мне пофигу, что обо мне могут подумать люди.

– Ты и разговариваешь как-то странно, я тебя даже не понимаю иногда.

– Я тоже вас не понимаю, на каком языке вы говорили?

– На местном, который знают все, кто здесь родился и живет.

– Хм-м-м, ну может быть, я ведь тут не родилась, поэтому могу его и не знать.

– А на какой земле ты родилась?

– Я родилась в волшебной стране, большой, красивой, богатой. Слышал о такой стране? Называется Россией.

– Нет не слышал, – ответил он.

– Что, в школе не проходили о России ничего? Что-то не верится. Эгон, двоечник ты, наверное, и как тебя еще в артисты взяли.

– Вот сейчас я тебя опять не понимаю.

– Ну и ладно, может, когда вырастешь, все будешь понимать, и еще услышишь о моей стране.

– Ты что думаешь, я маленький?

– Ну и не взрослый, тебе сколько лет?

– Шестнадцать, я жениться могу.

– О-о-о да, и чего ты будешь с женой делать, если женишься сейчас, ее кормить надо, а если дети будут? Эх, Эгон, приколист ты, учись лучше, а жениться всегда успеешь.

Он вдруг насторожился и тихим голосом сказал:

– Вставай быстро, кажется, к нам кто-то пожаловал. Давай спускайся под камень.

– Ой, мамочка, что опять? То поднимайся, то спускайся, я не слышу ничего. Эгон, давай еще маленько посидим, не двигаясь.

– Вставай, говорю, быстро.

Он схватил меня за руку, стал помогать подняться. И потянул опять в колючие заросли под тот камень, из-под которого совсем недавно я умоляла Бога, чтобы он помог выбраться. Пробираясь опять по колючкам и насыпи вниз, я уже просто хотела кричать от злости, боли, от всей этой дурацкой ситуации, которая как будто испытывала меня сейчас на выносливость.