Карл Шифнер - Конфиденциальный разговор. Рассказы и повести

Ночью не спалось. Не мог уснуть и зоотехник, который лежал рядом со мной. Он несколько раз выходил из палатки, прислушивался и тихо возвращался.

– Беспокоюсь я за неё все-таки, – признался Николай. – Целые сутки лил дождь, стало быть, оленей нельзя было остановить. Дождь кончился – теперь ей надо сутки, чтобы вернуть животных обратно. Так что к завтрашнему вечеру она должна быть здесь. С отбившимися оленями.

Зоотехник снова вышел из палатки. И снова молча вернулся.

– Расскажите еще что-нибудь о Гуле.

– Вот я и говорю, – отозвался он, – что чувство ответственности у неё сильно развито. Видно, с малых лет воспитано. До девяти лет Гуля жила в детском доме. Вспоминает с благодарностью: там было лучше, чем потом дома, где она не чувствовала ни ласки, ни настоящей заботы. Не повезло ей с родителями.

Знала Гуля, что есть у нее где-то родной отец, да гордость не позволила разыскивать его, коль сам ею не интересуется. И приучилась она держаться ближе к школьным товарищам, учителям, почувствовала себя нужной людям.

В техникуме привязалась Гуля к своей классной руководительнице Инне Георгиевне. Сумел опытный педагог поддержать девушку в трудную минуту, расположить к себе, укрепить добрые чувства. И одним хорошим человеком стало на свете больше.

Весь день и всю ночь преследовала Гуля отколовшихся от стада оленей. Теперь она уже знала, что их около четырёхсот, хотя не видела пока ни одного. Отбившееся стадо передвигалось быстро, хаотично. Олени неслись вперед, и уже не пугали их дождь и переполох, а увлекал вперёд и вперёд запах свежих маслят и сыроежек. Он опьянял их настолько, что они потеряли, как выразилась Гуля, самую элементарную совесть.

Идти у нее уже не было сил. Бесполезно было надеяться, что олени прилягут отдохнуть. Поэтому лучше последовать их примеру – подкрепиться дарами тайги.

Гуля подошла к опушке редкого низкорослого леса, и место показалось ей знакомым. Она поняла, что олени ведут её по большому кругу. Это немного успокаивало – значит, они придут сюда через несколько часов. Правда, Гуля еще не представляла, как отсюда выбраться, в какую сторону идти. Но всё же можно сделать привал, разжечь костёр. Собака побежала за хозяйкой, когда она пошла в лес за дровами.

Никогда не испытывала Гуля такого удовольствия от еды, как в этот раз – горячие, только что снятые с огня, грибы таяли во рту. Прекрасный десерт получился из спелой, мясистой брусники.

Таким образом, Гуля пообедала, подсушила одежду, и сон навалился сладчайшей истомой. Засыпая, она думала об одном: только бы вышли вечером звёзды. Только бы звёзды…

– Идет! Идет Гуля! – громко и радостно закричала женщина, всё утро маячившая на берегу речки. Она приложила ещё раз к глазам бинокль и снова заголосила: – Гуля идет!

Все высыпали из яранг и помчались вниз по речке к большой долине. Тут началось такое, что не берусь описывать. Люди смеялись, кричали, целовали Гулю.

И вот эта смелая и сильная девушка подходит к костру. Следом – олени.

– Гуля! Хорошая Гуля. Давай чаю налью, – предлагает бригадир, не находя себе места от радости.

– Да я сама, – улыбается Гуля, садясь на бревно.

– Гуля, поешь мяса.

– Гуля, давай я сниму с тебя сапоги.

– Гуля, а мы уже плакали.

Оказывается, Гуля невысокого роста, просто, по-мальчишески одета, волосы подстрижены под горшок. Глянешь на неё – сразу прячет лицо, смущается. Вместо бойкости, что свойственно смелым людям, какая-то робость.

– Как же ты, бедная, выбралась сама? – спрашиваю у девушки.

– Очень просто. Просыпаюсь – над головой яркие звёзды. Вот и вывели они меня к стойбищу.

– Откуда ты знаешь, как ориентироваться по звёздам? – удивляемся мы.

– С детства, – смеется Гуля. – Я же мечтала об астрономии. У меня и сейчас есть карта небесного свода, путеводители всякие, книги. И до сих пор волнуюсь, когда читаю что-нибудь или слышу о других планетах.

– А как быть с ветеринарией?

– Она на меня тоже не в обиде. Своего добилась: я люблю эту работу.

Мы идем вслед за стадом. Оленей много. Вышагивают гордо, с высоко поднятыми головами. Я спрашиваю у девушки:

– А почему тебя зовут Гуля? Ведь ты Галина Гущина.

– Меня так зовут с самого детства. Еще в детдоме ребята дали мне это имя. Мне оно нравится.

Впереди, на склоне сопки, сверкает под солнечными лучами наледь.

– Ведь правда, наледь похожа на большой белый корабль? – замечает Гуля.

– Правда, – говорю я.

Тишина. Такая тишина, что можно услышать таёжную песню.

– Гуля, ты что-нибудь слышишь?

– Слышу! – обрадовалась Гуля. – Музыка какая-то… Она напоминает мне тихую летнюю ночь.

Я сам был пастухом и знаю, какие удивительные песни поёт тайга. Только это было давно, в детстве, и в таких краях, где цветов чуть ли не больше, чем травы. И вот здесь, на Колыме, я снова музыку таёжную услышал. И этим я обязан Гуле.

Так всегда. Когда мне очень плохо, когда муторно на душе, когда опостылел родной город, в последнее время такой захламлённый, неумытый, раздрызганный, я спешу выбраться из него подальше в горы – в моё тайное давнее убежище, где я могу в полном одиночестве, в природной тиши отдышаться, успокоиться, хорошенько, без суеты подумать о том, как жить, а точнее – выжить в наше дикое, смутное время. Как снова собрать все свои душевные силы и всё же дописать свою неоконченную повесть?

Вчера, когда я шёл на работу, мне неожиданно почудилась осень. Кругом машины, прохожие, сверкающий асфальт. Поблизости ни дерева, ни веточки, ни даже завалящего листочка. И вдруг почувствовал запах осени. Настолько явственно, что я остановился в приятном удивлении и стал искать вокруг себя каких-нибудь признаков осени. Но во дворе только июнь, и на Крайнем Севере в это время не может быть и речи об осени. Значит, мне просто показалось. Значит, это сигнал к тому, что мне пора взяться за перо…

Пора, пора. Коль уж и осень почудилась, то непременно пора. Сколько же прошло с тех пор, как ничего не пишу? Вечность. И ведь почти уже успокоился. Первое время что-то ныло внутри, просилось наружу, на волю. Героиня начатой повести преследовала меня везде и всюду, даже во сне. Она просила, умоляла, кричала, чтобы я выпустил её в люди. Потом… Потом, разочаровавшись во мне, постепенно отошла, исчезла, словно растаяла.

Я закрутился в вечной житейской суете. Всё некогда, некогда писать. А сюжеты напирают. Если же появится свободный час или даже целый день – сам уже увиливаю, оттягиваю встречу с ней, с моей героиней, ищу себе неотложное занятие. Лишь бы была отговорка. Лишь бы найти себе оправдание перед внутренним судьёй. Оправдываюсь даже тогда, когда целыми сутками шатаюсь с ребятами на рыбалкае. А мой судья мне говорит: