Нина Охард - Как потопить «Титаник»

– Это, скорее всего, сервис процессор, если не материнская плата, – говорю я, но Игорь делает вид, что не воспринимает меня, как серьезного специалиста, продолжая хвастать Мише своими глубокими познаниями. Миша слишком слаб, чтобы спорить. Он отсылает логи в тех поддержку, вяло продолжая разговор. Я нервно смотрю на часы, уже второй час, значит во Франции одиннадцать. Заготовив пакет извинений, я звоню Анне-Гаелле и говорю, что буду попозже.

Тем временем, инженер разбирает сервер и подтверждает необходимость замены материнской платы.

Мне хочется съязвить и поиздеваться над Игорем, но я не делаю это. Сейчас меня мучает другая мысль. Я понимаю, что работать с нами на французов Миша просто не сможет. По – честному, нужно сказать Тьерри, чтобы не пробивал Мише доступ. Или хотя бы Анне-Гаелле.

Я чувствую себя предателем, прекрасно понимая, что для Миши работа с нами это свет в конце тоннеля, надежда на то, что он выживет. Однако я так же хорошо понимаю, что для нас, а особенно для французов – это реальная подстава. Так Тьерри или Анне-Гаелле? Честнее сказать Тьерри. Тем более что нужно с ним поговорить, а это хороший повод. Я открываю чат и понимаю, что я не могу.

Мне сложно восстановить картину происходящего во Франции. Остается лишь догадываться, предполагать, собирая факты из обрывочных реплик в чате и писем. Тем ни менее у меня складывается впечатление, что Анне-Гаелле видит неравнодушие ко мне со стороны Тьерри и не упускает возможности его подколоть. Мне очевидно, если я скажу Анне-Гаелле по Мишу, то дам ей лишний козырь поиздеваться над Тьерри. Она не упустит возможность его кольнуть: «А мне Нина сказала». Понимая это, я все-таки завожу с ней разговор о Мишином заболевании и состоянии здоровья.

– Анне-Гаелле, мне нужно сообщить тебе некоторую информацию о Мише, – пишу я. – У него рак. Полтора года назад его прооперировали, и затем он получил восемь курсов химеотерапии. Он прекрасный человек и хочет работать, но он чувствует себя недостаточно хорошо, и я боюсь, что ему будет очень тяжело. Пожалуйста, не нужно эскалировать эту информацию. И будь добра не говори Игорю, что я рассказала тебе об этом.

Ее ответ кажется сухим и не эмоциональным.

– О как это грустно. Спасибо Нина за информацию, я сообщу Арно и обещаю, что мы не будем сильно нагружать его работой.

Несмотря на просьбу, не эскалировать проблему, я уверена, что она все передаст Тьерри. Несколько раз перечитав ответ, я поражаюсь, что она реагирует на редкость спокойно. Кажется, что человек умирающий от рака для нее полнейшая банальность. Я понимаю, что никакой работы у Миши вообще не будет. Она не возьмет на себя ответственность, и Тьерри немедленно вычеркнет Мишу из числа работающих на проекте.

Я чувствую себя тварью, но я настолько вросла в эту работу, что ощущаю на себе груз ответственности за проект. «Миша болен, он не потянет», – говорит мой разум, запрещая самобичевание.

У меня головокружение, тошнота и боль в глазах. «Все, я больше не могу», – мелькает в голове. Артем с Игорем наперебой пишут в чат, и я разрываюсь между работой и всплывающими окнами.

Работы стало очень много. Меня включили во все команды. Я выполняю задачи совместно с индусами, французами и нашими ребятами. Задачи достаточно разношерстные, требуют аккуратности, внимания и знаний. Я чувствую накопившуюся усталость, и мне безумно хочется в отпуск. Муж смотрит на меня осуждающе, не понимая, зачем я все это терплю и почему не требую пощады. Кошка тоже меня не понимает. Теперь ее любимое место на столе рядом с компьютером. Вечерами, когда я засиживаюсь допоздна, она громко мяукает, расхаживая по клавиатуре и загораживая монитор, словно напоминая, что пора спать.

Сейчас она мирно спит рядом, чутко вслушиваясь в монотонный стук клавиш. Как только пальцы перестают касаться клавиатуры, кошка поднимает голову в надежде получить свою толику ласки и любви. Мне не до нее. У меня длиннющий список дисков, который мне нужно создать и подключить к серверам. Глаза слезятся от боли, я путаю названия серверов и не нахожу созданные диски. Мне кажется, что кто-то их удалил. В порыве агрессивной злобы, я пишу резкое письмо Анне-Гаелле, поставив в копию Тьерри. Выплеснув эмоции и отдышавшись, я понимаю, что была не права, нахожу свои диски и работаю дальше.

Окно чата снова мигает, на этот раз мне пишет Тьерри. Он пытается выяснить, в чем проблема, я отвечаю, что все уже решено. «Только тебя мне сейчас не хватало», – злюсь я, но стараюсь отвечать спокойно и вежливо на его вопросы. «Я советую тебе написать Анне-Гаелле, что проблема решена, потому что она завтра утром будет проверять почту…». У меня нет слов, одни эмоции, но я послушно пишу Анне-Гаелле письмо, поставив Тьерри в копию. Он дарит мне улыбающийся смайлик, но мне даже некогда ему ответить. Пока я выкраиваю пару секунд, он уже покидает чат.

Работы заканчиваются за полночь. Муж уже спит. Я ложусь в кровать, обняв кошку, но не могу уснуть. Бессонница стала еще одной моей проблемой. Мозг, раскрученный, как реактивный двигатель, не может остановиться. В голове крутятся нерешенные задачи, взаимоотношения с французами, индусами и Тьерри. Я чувствую, что мысли о нем все больше и больше отнимают у меня времени и сил. Мне кажется это диким – я лежу в постели с одним мужчиной, а думаю о другом. Я пытаюсь переключиться на нейтральную тему, но все равно вскоре возвращаюсь к Тьерри.

Мне приятна его забота и внимание, но ощущение, что он постоянно что-то ждет, не покидает меня. Это подобно недоделанной задаче, непрерывно терроризирует мой мозг.

Дима собирает нас в офисе, ему нужно провести одно из обязательных ежегодных мероприятий по обучению нас правильному поведению с клиентами. Тот факт, что мы технические специалисты и с клиентами не общаемся, никому не интересен. На самом деле, он, конечно, нечему нас не учит, просто высылает презентацию, которая из года в год почти не меняется. Мы занимаем переговорную комнату, подписываем листок присутствия и болтаем на разные темы. Поняв, что собрались все кроме Миши, мы начинаем его обсуждать.

– Я ему звонил, – говорит Дима, – но трубку взяла жена, сказала, что Миша говорить уже не может.

Все резко замолкают, и наступает напряженная пауза.

– Да он мне писал, что у него что-то там воспалилось в животе, – улыбаясь, говорит Игорь и громко смеется собственным словам, по-видимому, считая их шуткой.

Больше никто не смеется и даже не улыбается. У всех грустные вытянутые лица.

– Быстро он сгорел, – угрюмо произносит Влад, и снова воцаряется тишина.

– Может, нам съездить его навестить? – предлагает Дима.

Я не уверена, что это хорошая идея и высказываю свои возражения.