Лилу Деймон - Ниачом и абафсём. Сказки без названия

Иван Иванович остановился и огляделся по сторонам. Из—за щербатого забора высунулась вихрастая рыжая голова мальчишки лет десяти. Он показал Ивану Ивановичу неприличный жест и засмеялся, обнажая редкие неровные хищные зубы.

– Здравствуй, Атом, – поприветствовал его Иван Иванович.

– Адам, – поморщился пацан. – Ударение на первую букву, сколько можно повторять.

– Я слышал, ты уже давно того… В ледяных лабиринтах отдыхаешь.

– Доска почета меня никогда не привлекала, – ухмыльнулся Адам. – Равно как и Великий Понт.

– Великий Понт? – заинтересовался Иван Иванович, прикуривая найденный в кармане джойнт. – Это типа Великой Нереальной Реальности что ли?

– Это типа твоей фляжки в кармане, косяка недобитого и крылышек за спиной, – ответил Адам.

– Понял, – кивнул Иван Иванович. – Хотя странно слышать подобное от человека, с похмельных глаз сровнявшего с землей парочку подконтрольных миров.

– Всего лишь веха в постижении природы Великого Понта, – пожал плечами ничуть не смутившийся Адам. – Где твои манеры, Ваня?

– Извини, – Иван Иванович протянул джойнт пацану. – Просто последний раз, когда мы виделись, убеленный сединами дедушка рассказывал о Внутренней Свободе. У меня небольшой когнитивный диссонанс.

– Дедушке можно, а мальчику нельзя? – Адам глубоко затянулся, его рыжие брови взлетели на веснушчатый лоб.

– Дедушку слушаешь из уважения к сединам и опыту, а мальчишку хочется щелкнуть по носу, утереть сопли и дать конфету.

Иван Иванович сел по-турецки на прохладную апрельскую землю и скрутил фляжке крышку.

– Великий Понт, – понимающе кивнул Адам. – Думаешь, послушал дедушку и обрел эту самую Внутреннюю Свободу? Как там у вас? Спать, где придется, пить, что найдется. Могу иметь, но не владеть. Что еще?

– Не важно быть, умей прослыть, – подсказал Иван Иванович.

– Не в тему, но пойдет, – согласился пацан. – Вань, неужели ты думаешь, что можешь оставить после себя что-либо? Да любого обывателя будут помнить дольше, чем тебя! Череда потомков будет стирать с его фотографии пыль и вспоминать, каким он был. Вернее, каким не был. Он станет легендой. А ты никогда.

– Так мне и не надо.

– Дело не в том, надо тебе или не надо, – вздохнул Адам. – Ты, я, обыватель этот, родственники его, рамочка, пыль и фотография – одни и те же стороны Великого Понта. И за его рамки не выйти. Ни Мученику, ни Путешественнику, ни Страдальцу, ни Человеку, никому.

Иван Иванович почувствовал, как за спиной возмутились крылья.

– Поэтому ты спрятался в собственном детстве, Атом? Если сейчас из дверей любого дома появятся твои любящие родители, я не удивлюсь. Ведь ты был их Великим Понтом.

– Адам, – устало бросил рыжий. – С ударением на первую букву. Не делай вид, будто не можешь запомнить.

– Всего лишь набор букв в случайном порядке, – усмехнулся Иван Иванович, расправляя крылья. – Такое же, как Великий Понт.

– Я забыл, насколько мало ты еще живешь на свете, Ваня.

– А я помню, – ответил Иван Иванович. – И не хочу забывать.

– Мальчишка… – пробормотал вслед улетающему Ивану Ивановичу Адам.

– На себя посмотри, – салютнул из облаков Иван Иванович.

Сиюминутная реальность всего сущего улыбалась нежно.

14

Иван Иванович сидел на обочине дороги и сплетал между собой острые стебли высокой травы, в изобили росшей вокруг.

– Какая необычная техника, – похвалил кто-то.

Иван Иванович оторвался от работы и с любопытством взглянул на говорившего. Перед ним стоял невысокий бородач в бомжеватом с чужого плеча пальто и улыбкой на лице. В стеклах его круглых очков отражался ускользающий день.

– Вы первый человек, который не спросил, что это я делаю и не заявил, что лапти ТАК не плетут.

– Странные люди, – пожал плечами бородач. – Плетет лапти и плетет, как хочет, никому не мешает. Чего тут непонятного?

– Вот и я о том же, – кивнул Иван Иванович, доставая фляжку.

– Согласен, – бородач пошарил в карманах пальто, извлек на свет солидную бутылку с мутным содержимым и два складных пластмассовых стаканчика. —Обменяемся мнениями?

– Пожалуй, – плеснул в один стакан из фляжки Иван Иванович.

Бородач сделал то же самое.

– Твою мать! – закашлялся Иван Иванович. – На вкус как электрический разряд.

– Хммм, – бородач одним махом осушил стакан. – Настойка подорожника? Не слишком крепкая, но освежает.

Иван Иванович скрутил джойнт и некоторое время они с бородачом молча курили.

– Значит это и есть загробная жизнь? – нарушил молчание бородач.

– Курить и выпивать на дорожной обочине с незнакомыми людьми? – уточнил Иван Иванович.

– Не совсем… То есть… – замялся бородач. – Знаете, я ходил по канату. В цирке работал бродячем. Поспорил с приятелем, что смогу пройти по высоковольтному проводу в дождь, без зонтика и страховки, задевая головой тучи. Почти прошел.

– Провод оборвался? – спросил Иван Иванович.

– Молнией ёбнуло, – вздохнул бородач. – Надо было зонтик брать. И раз я здесь, получается, это загробный мир.

– Знаете, – Иван Иванович выпустил в небо дымное кольцо, – я нигде дольше чем на один день не задерживаюсь, поэтому мне сложно сказать, что это за мир. Иногда кажется, что мир всего один, который сейчас, а иногда, что их много, и я каждый раз, просыпаясь, оказываюсь в новом.

– То есть, уверенности нет? – мрачно спросил бородач.

– Почему нет? Например, мы с вами уверены, что я плету лапти. Вот они и получились. Смотрите.

– Удобные, наверное, – оценил бородач. – Так и зовут в дорогу.

– В чем же дело? – улыбнулся Иван Иванович. – Вперед.

– Вот так просто? – недоверчиво прищурился бородач.

– Ага, – кивнул Иван Иванович.

Бородач примерил лапти, попрыгал на одном месте, прошелся туда-сюда, постоял в раздумьях и разлил на посошок.

Они выпили, и бородач, салютнув на прощанье бутылкой, удалился в закат.

– Путешественника ведет дорога, – проводил его взглядом Иван Иванович.

Крылья настойчиво звали в полет. Иван Иванович не возражал.

15

Иван Иванович услышал, как из-за дощатого косенького забора его кто-то зовет:

– Эй, мужик! Хочешь черта покажу?

– Давай, – согласился Иван Иванович.

– Заходи!

Скрипнула калитка, из-за нее показалась недельной небритости помятая рожа. Она улыбалась и манила рукой.

– Ясно… – вздохнул Иван Иванович. – Черт один или несколько? Какого цвета? Зеленого классического?

– Неее, – ответил мужик, – все по честному. В бане он у меня сидит. Сто рублей плати и ходи смотреть, как в зоосаде.

– Извини, – Иван Иванович пошарил в карманах, – нет у меня столько.

Мужик поскучнел.

– Давай уж сколько есть, трубы с утра горят.

Иван Иванович ссыпал в протянутую ладонь горсть мелочи и отправился в баню.