Сергей Хабаров-Триль - Слабые люди

–Ты же понимаешь, что это все пока бестолковые разговоры ни о чем?

–Я тебе отвечаю– мой папа возглавляет группу преследования, а он такой человек, что, если уж вцепится, то ни за что не отпустит, уж поверь! У него как раз должен был пройти рейд, так что в ближайший час мы, возможно, узнаем о том, что скоро вот-вот станем баснословно богаты…

–Он, что, поехал в тот город?!

–Да!

–Дура, ты с ума сошла? Его же убьют!

Звонкий шлепок.

–Тихо ты– люди спят! – всхлип в ответ, – Ну, ну, милая, не плачь– я же не специально! С моим папой все будет хорошо– у него хорошо подготовленная команда, лучшие бойцы со всех частей, так еще и госслужбы на побегушках… ну же, утри слезы– ты мне больше нравишься, когда не плачешь.

–Да когда же они заткнутся-то?!– прошептал слева от Проводника бизнесмен, сосредоточенно пытавшийся углубиться в чтение новостной колонки, – Достали уже, сил моих нет!

Цокот каблуков, мягкий голос бортпроводницы:

–Простите, это вас зовут?..– назвала имя одной из болтуний.

–Да, да! – подтвердила та и шепнула подружке, – Это папа! Наверняка с хорошими новостями!

Даже ему самому стало интересно и Проводник открыл глаза, наблюдая, как худенькая фигурка блондинки удаляется вперед к бортовому телефону.

–Только гляньте на нее! – проворчал сосед рядом с ним, указывая на нее, – Сразу видно– дочь большой шишки, раз даже вызовы на борту принимает.

–Читайте дальше. – тихо ответил Проводник, не сводя глаз с голубых теней на ее веках.

Едва сдерживая довольную улыбку, наблюдал за тем, как медленно, с тяжелым осознанием, меняется выражение этого почти детского личика с едва сдерживаемой радости на удивление, а затем прекрасное личико, застывшее в мгновении неверия, побледнело от ужаса. Брови поднялись, глаза расширились и заблестели, в следующую же секунду брызнули слезы и слабый рот раскрылся в громком рёве. Ее подруга, почти внешне неотличимая от нее, выпрыгнула из своего кресла, подбежала к ней и сжала в своих объятьях, рукой пытаясь заглушить вопль по разрушенным надеждам. Обе упали на колени– первая, заходясь рыданиями, не переставая размахивать рукой, все еще сжимавшей белую трубку с оборванным проводом, и вторая, молящая ее об успокоении.

–Это ошибка!

Но это не было ошибкой– он сразу это понял, потому что знал, о чем речь. Загнанный зверь не сдавался, отказывался признавать многотысячный перевес, интеллектуальное превосходство своего противника– человека. Как бы они не старались, им его не загнать, не нагнать и не перегнать. Они возросли на его крови, питаясь его страданиями, смакуя каждую секунду его всеобъемлющей боли, ликуя от осознания, что наказание недостижимо далеко, почти что невозможно! И теперь он пожирает их, как они пожирали его, разрывая на куски, как они разрывали его, измывается над их истерзанными телами, как они измывались над ним. Они еще не раз услышат этот хохот, с точностью до малейшего содрогания, до малейшей октавы повторяющий их, еще не раз возбоятся до колик и не раз воспрянут в мнимой храбрости, чтобы тут же забиться в самые глубокие и темные щели в надежде, что звериный нюх не почует, не уловит след страха и обмоченных штанишек.

Справедливость спала слишком долго, чтобы позволить своему псу насытиться одной лишь тысячью.

И малолетняя ничтожная тварь, мечтавшая хвастать его головой, вывешенной на стену, познала свою первую потерю.

* * *

Вот так сюрприз: дверь открыл не иначе как очередной пережиток прошлого, запертый в теле ребенка, вырядивший его во все черное– старые, протертые до дыр джинсы, не менее древняя рубашка с закатанными рукавами, чуть ли не до пупка расстегнутая, оголившая подростковую грудь, едва-едва начинающую обрастать волосиками. Пышная шевелюра непривычно тусклого подростка курчавилась и вилась, невольно вызывая ассоциацию с солистом одной чрезвычайно старой группы с уклоном в отбывшей в небытие психоделику, если бы не крашеная в белый прядь у левого виска. Он был невысокий, довольно щуплый, довольно бледный, со смешанными чертами. Странное лицо, нос с горбинкой и стеклянные глаза, в которых то гас, то вспыхивал с новой силой нестабильный огонек. И поразительно тонкий, едва ли не безгубый, рот. Все, композиция испорчена! Не страшно, если б только он не оказался лжецом.

Глядя на молодого человека, Проводник качнул головой:

–Простите. Видимо, ошибся адресом.

Тот молча кивнул. Волосяная поросль вся заволновалась, заколыхалась при движении головы.

"Этакий мини-островок дремучей растительности…" – пронеслось в голове, пока мальчишка все так же безучастно смотрел на него. Наконец он выдавил гнусавым голосом:

–Не ошибся. Я оставил заявку.

"Ты?" Нет, такого быть не может. Уж кто-кто, а дети, бездумно стремившиеся к смерти, вряд ли вообще допускали мысль о том, чтобы найти себе спутника в последний путь из личностей посторонних, предпочитая якшаться с подобными себе, утешая себя мыслью, что с другом хоть в рай, хоть в ад. Какова вероятность, что человек столь молодой и непосвященный в жизнь предпримет сторонние поиски, рискуя попасться впросак, вложить свое тело в руки очередному психопату, вовсе и не допускающим благих намерений со своей стороны?

Чрезвычайно низка.

Тем не менее он вошел, раз уж пригласили.

Едва Проводник сел на предложенный стульчик, как кудрявый спросил, не налить ли чаю. Получив утвердительный ответ, быстро ретировался на кухню. Пора осмотреться.

Квартира как квартира, с претензией на минимализм. Все серое, квадратное и из пластика. На полу серый линолеум, стены тоскливо-серого цвета, шторы, рамки на картинах и черно-белых фотографиях, стол, табуретка и кровать аналогично серого цвета. Слишком тоскливо. Взгляду абсолютно не за что уцепиться. Как-то пустовато для гостиной– тут практически ничего нет. Возможно, в спальне все еще хуже– голые стены, белый матрац на полу, возможно пара вульгарных журнальчиков.

"Поразительная пустота. Мне нравится."

Навеянную мысленным осуждением завесу приподнял Третий, медленно вошедший в комнату с сервизной чашечкой чая в руках, поддерживающих и блюдце, при этом каменный взгляд, словно говоря: "Хоть капля прольется– уничтожу!", не отрывался от мутно-зеленого содержимого. Звякнув о стол, чашка неуклюже приземлилась перед гостем, немного расплескав свое содержимое. Тихое: "Черт. Сейчас уберу.", удаляющаяся на кухню худая спина. Тишина. На что смотреть, пока клиент изображает из себя хорошего хозяина? Стоит отдать ему должное– здесь довольно чисто и опрятно. Пусть и не впечатляющий, но все же ощутимый контраст в сравнении с предыдущими. Подняв глаза, Проводник молча проследил за тем, как серая от долгого употребления тряпка вытерла влажный след, затем сделал первый глоток. Посредственно, почти безвкусно, не имеет ничего общего с водой– даже у нее есть свой вкус.