Сергей Хабаров-Триль - Слабые люди

Последнее слово О.Н. выдохнул вместе с гомерическим смехом. Несоизмеримое счастье застыло на его лице, когда потолок обрушился.

–щелк-

Резюмируем: болезнь начала пожирать ткани его мозга, нарушая целостность восприятия, влияя на трезвую оценку происходящего и на единство сознания. Человек не отвечал за свои действия, все его поступки были побуждены неадекватным психическим состоянием. Сойдя с ума от боли, он убежал в мир фантазии, в собственно представленный мир, в котором каждый человек, не страдающий тяжкими заболеваниями, тем не менее умер и избавил его от навязчивой идеи отомстить каждому за то, что они оказались физически и морально сильнее его. Можно лишь предполагать, почему он не устроил поджог в жилом центре, а предпочел ему пустующее здание, которое только закончили строить, не успев заселить туда людей. Смеем предполагать, что это был еще один обманный маневр, призванный запутать его вторую личность, заманить в ловушку. Заперев себя в помещении и закрыв пути отхода, он снова предался фантазиям в попытке удержать себя на месте до наступления смерти. О.Н. хотел умереть ради того, чтобы никому больше не навредить, удержав на месте с помощью персональной иллюзии достижения цели второй личности, сумев усыпить ее бдительность. Можно сказать, что он победил меньшей ценой. В дальнейшем развития дела нужды не имеется, видеозаписи рекомендуется уничтожить.

Октябрь 2014– март 2015

2.Птичья улица

Пролог.

Двор Фила всегда был полон птиц. Воробьи вечно чирикали, восседая на тоненьких ветках рябины, притулившихся под разросшимися за сотни лет пихтами, сверху до низу увешанные заботливыми ручками детишек кормушками в виде бутылочек, избушек, беседок. Голуби вечно шныряли по улицам, важно выпятив свои грудки. И что-то неведомое, но точно не кукушка, угукает с крыш рядом стоящих домов. Всякий раз, заслышав монотонное протяжное "йу-у-у, йу-у-у", отчасти похожее на вздох боли, он задирал голову к верху и смотрел на "бойницы"– щели в стенах аккурат под крышами, в которых птицы устраивали свои гнезда. Но там, как и всегда, никого не было видно. Лишь изредка, поймав момент, можно было узреть, как миниатюрный воробей, стремительно размахивая крыльями, парит подобно воздушному змею перед тем, как торпедою влететь вовнутрь. Филу всегда было интересно, как там живется птицам, не холодно ли им. В конструкцию домов пожарные лестницы не входили, а люки на последних этажах всегда были заперты, потому узнать это пока что не представлялось возможным. Но не только "бойницы" служили жильем для уличной живности. Проемы аккурат у асфальта, ведущие в подвал, периодически оккупировались то птицами, то котами. Едва птицы пытались обустроиться в новых более комфортных для себя условиях, как откуда ни возьмись прибегала свора котов и устраивало свое гуннское нашествие, изгоняя бедолаг из нового дома, а не успевших бежать– обгладывая до косточек. Но и котам долго на трубах теплых почивать не удавалось– жильцы дома отказывались терпеть вонь кошачьей мочи, разящей из подвала и следующим их шагом было создание кошачьей отравы, удачно пущенной в ход. Пока бедные животные издыхали, безжалостные к их страданиям жильцы вытаскивали их из всех щелей, куда они забивались в ожидании смерти, и без лишних церемоний швыряли в полиэтиленовый пакет гигантских масштабов. После сборов собравшиеся пакеты выбрасывают в стоящие неподалеку урны, оставляя трупики животных ожидать дальнейшей выгрузки на свалку. Эти урны– их три штуки– стояли на самом видном месте у выезда из улицы прямо перед аркой и когда кто-либо собирался неважно куда– на работу, в магазин, к проститутке в гости-, то он неизменно миновал их, обманываясь в мнимом безлюдье за пределами их улицы, тут же сознавая, что мир без них живет и дышит даже в те моменты, когда взгляды жильцов отворачивались от него к родным пихтам.

В доме вновь отключили водоснабжение и Филу пришлось идти за водой в магазин. Возвращаясь обратно, он услышал еле слышное "Кар-р!". Взглянув направо, он узрел маленького грязного ворона, восседающего на собачьем навозе возле арки, на газоне. "У нас пополнение."– пронеслось в голове у Фила, когда ворон издал повторное "Кар-р!" Фил с интересом наблюдал за птицей, которая, заметив его внимание, вновь каркнула и поковыляла к нему, остановившись лишь в трех человечьих шагах от него, после чего вперила в него свой не пойми-то-ли-злой-то-ли-просящий взгляд. Вновь каркнула. Филипп каркнул в ответ. Перекаркивание длилось с полминуты, пока ему не надоело и он не спросил:

"Чего стоишь, глупая птица? Почему не улетаешь?".

И сделал шаг. Ворон тут же поковылял прочь, замахав крылом.

"Второе, видимо, сломано."– подумал Фил.

Ему сразу же захотелось взять птицу на руки и отнести домой. Однако он знал, что не следует этого делать, ведь дома у него уже была живность, которая неизбежно пришла бы в конфликт с новым постояльцем. Да и брать неизвестно откуда прибывшую ворону, которая черт знает чем может быть больна и к тому же может еще и клюнуть, не будет являться признаком большого ума. Потому желание взять ее к себе быстро улетучилось, уступив желанию накормить.

"Что едят вороны?"– пронеслось у него в голове и сам же вслух ответил: "Мясо!"

Филипп пошел домой, открыл холодильник, выудил оттуда пакет с куриными сердцами, взял парочку и направился обратно. Когда он дошел до ворона, то обнаружил, что у того объявились гости. Свора воробьев увлеченно кружила в компании голубей прямо на проезжей части, отыскивая и склевывая непонятно что среди щебня и гравия. Между ними сновали чайки, одна из которых на днях прямо на глазах у Фила растерзала голубя, клювом выгрызая ему грудку. Тем не менее в данный момент они, словно лучшие друзья, сновали между собой, ничуть не таящие обиды друг на друга. Ворон же старался держаться в стороне, не сходя с газона и прячась среди высокой травки. На фоне всех этих белых, синих и коричневых изящных господ во фраках времен 19 века ворон походил на скрюченного хромого старика в ободранном плаще и дырявом цилиндре на макушке, который вполне вписался в какой-нибудь мультик не для детских глаз. Не хватало только черной трости для пущего эффекта.

Подойдя к птице, Фил присел на корточки и кинул ей одно сердце. Та тут же набросилась на еду. Сначала попыталась поглотить его целиком, быстро поняла, что кусок слишком большой. Положив сердце на землю, подцепила его левой лапой и начала неловко отклевывать по кусочку. Съев ровно половину, остальную часть ворон проглотил целиком, после чего застыл, отчего Фил подумал, что он подавился. Не успел он сделать и шагу, как ворон, заметив его движения, снова поковылял прочь, как бы говоря: "Брысь, окаянный!". Филипп бросил птице второй кусок, однако недостаточно сильно. Свора воробьев тут же кинулась вперед, заметив нечто, вылетевшее из рук человека, что сразу отдалось в их подчиненной инстинктам головке единственным словом: "Еда!". Но ворон оказался проворнее и уже спустя миг карканьем и смешными прыжками отогнал маленьких воришек, после чего вновь продолжил трапезу.